Страна Лавкрафта - Мэтт Рафф

«Паккард» стоял в загончике номер пять. Аттикус достал из бардачка револьвер, проверил барабан. Заряжен. Вот только носить его негде: в штаны не засунешь – будет выпирать.

– Придется подняться наверх и взять пиджак, – сказал он.

– Дай сюда. – Летиша протянула руку. – И отвернитесь.

Пока Аттикус и Джордж смотрели в другую сторону, она каким-то образом спрятала револьвер в складках платья, а потом снова покрутилась, демонстрируя наряд.

– Когда выберемся отсюда, обязательно расскажешь, чем ты все-таки занималась, – сказал ей Аттикус.

От ложи в поселок вела дорожка, которая упиралась в арпхемскую церковь. Навстречу шла группка поселян. Один из них – уже знакомый Аттикусу пастух – тащил на спине освежеванную козью тушу, за ним следовала женщина с ведерком яиц и парой ощипанных кур, а еще двое мужчин волокли мешки с корнеплодами и другими продуктами. Тяжелая ноша, впрочем, не помешала им уступить дорогу Аттикусу, Джорджу и Летише и застыть с опущенной головой, как давешний рыболов.

– Доброе утро, – поздоровался Аттикус. Никто из арпхемцев не ответил и даже не посмотрел на него.

Церковь и другие постройки образовывали собой прямоугольную площадь. Напротив церкви располагалась мастерская. У входа сидел мужчина и на ножном станке точил лезвие косы. Он мельком взглянул на троицу и тут же вернулся к работе. А вот мастиф, прикованный рядом, был менее сдержан: заметив чужих, он спрыгнул с крыльца и подбежал бы к ним, если бы не цепь.

Джордж с опаской посмотрел на собаку.

– Ну что, откуда начнем? – едва успел спросить он, а Летиша уже открывала дверь церкви.

– Видимо, отсюда, – сказал Аттикус.

Внутри церковь представляла собой одно большое помещение. Прихожую отделял занавес, который поднимали и опускали с помощью закрепленных у потолка блоков, затем прихожая переходила в неф с грубо обтесанными деревянными скамьями человек на сорок. Свет проходил сквозь высокие узкие окна, забранные матовым стеклом, а над центральным проходом тускло мерцала масляная лампада в сосуде из розового стекла. Впереди неф снова сужался – там находилась сцена с пресвитерием, но не было ни алтаря, ни кафедры, стояла лишь небольшая деревянная трибуна, на которой лежала большая книга.

Единственным украшением в аскетичном убранстве церкви был витраж с изображением райского сада в стене над трибуной. Летиша, шедшая впереди, взвизгнула и, прикрыв рот рукой, захихикала. Аттикус решил подойти поближе.

Он узнал Адама и Еву, которые, обнявшись, стояли в лучах розового, наполовину взошедшего солнца – по всей видимости, того самого «изначального рассвета». В привычном сюжете недоставало некоторых деталей: Сатаны в обличье змея и запретного плода, хотя деревьев и кустов хватало. Руки Евы поэтому были заняты совсем иным «предметом».

А еще художник не нарисовал ни одного фигового листочка. У Аттикуса отвисла челюсть: чего-чего, а вот витражной порнографии он ранее не встречал.

– Да уж, это явно не баптисты, – пробормотал Джордж.

– Ага, это адамиты, – кивнул Аттикус. – Что бы это ни значило.

Он поднялся к трибуне, посмотреть, что за Библия там лежит, но его ждало разочарование: мало того, что книга была закрыта на замок, так еще и прикована к трибуне цепью.

Они вышли на улицу. Из мастерской доносился звон молотка, мастиф по-прежнему беспокойно натягивал цепь.

Следующей их целью стало каменное строение слева от церкви: круглое, одноэтажное, футов тридцать в основании и сужающееся к верхушке. Сбоку, у самой крыши, виднелись проржавевшие остатки железной решетки. Когда-то там, судя по всему, было окно, но его давно заделали. Окованная железом дверь оказалась заперта, а еще была настолько толстой, что Аттикус, постучав по ней кулаком, почти не услышал эха.

– Что скажете? – спросил он, обращаясь к Джорджу с Летишей. – Или слишком очевидно?

– Эй, что-то потеряли?

К ним подошла женщина с длинными рыжими волосами и очень бледной кожей. Поначалу Аттикус принял ее за родственницу Уильяма, потом ему показалось, что она вылитая Ева с витража, только одетая. На ней была хлопковая блузка с длинными рукавами, джинсовые штаны и кожаные сапоги. На поясе болталась связка ключей всевозможных форм и размеров.

– Доброе утро, – поприветствовал ее Аттикус, улыбаясь. – Меня зовут Аттикус, а это Джордж и Летиша. Мы гостим в усадьбе.

– Да уж ясно. – Женщина улыбнулась в ответ, но в глазах играла насмешка. – Я – Делла.

– Вы здесь представляете закон? – Она вопросительно наклонила голову. Аттикус указал на ключи и кивнул в сторону каменного строения. – Это ведь тюрьма?

– Тюрьма?! – фыркнула Делла.

Она обошла Аттикуса, сняла с пояса связку, нашла самый большой ключ и отомкнула замок. Схватившись обеими руками за кольцо, женщина потянула дверь на себя, затем жестом пригласила Аттикуса внутрь.

– Осторожно, порог.

Вход был низкий, пришлось пригнуться, а дальше – пустота, каменный пол оказался на добрых восемь дюймов ниже порога. Внутри было прохладно и сухо, пахло сладко и аппетитно. Привыкнув к мраку, Аттикус разглядел в темноте оторванную конечность – на цепи, свисавшей с потолочной балки, болталась оленья нога. Рядом висели еще крупные куски мяса: вяленого и копченого, целые и уже порядком искромсанные.

Аттикус пошел вдоль стены, заглядывая в корзины. Их содержимое он угадывал больше по запаху, чем на глаз. Джордж двигался следом, а Летиша топала ногами, проверяя, нет ли тут подвала. Однако пол казался цельным, и люков Аттикус тоже не приметил.

– Звери, – сказала Делла, стоя в проходе.

– То есть?

– К нам частенько залезают разные звери, ищут, чем бы поживиться. Еноты, лисы, иногда даже медведи. Эти, если совсем оголодают, могут в дом вломиться, но сюда им не залезть.

– Говорят, в окрестных лесах гризли водятся.

– Гризли, ха! – снова фыркнула Делла. – Нет, никаких гризли, только черные медведи – барибалы, – сказала она и весело добавила: – Та еще дрянь, эти черные. Они умны. Не в смысле по-человечески «умны» – звери все-таки, – однако напакостить могут. И к тому же упрямы. Мы спускаем на них собак, но порой они не отступают, даже когда сильно ранены. Самые упорные в итоге все-таки попадают сюда… в каком-то смысле.

Она указала на чью-то крупную ляжку.

Пока Аттикус с остальными думали о судьбе медведя, Делла отошла с порога и положила руку на дверь. На мгновение показалось, что сейчас их запрут, но нет – она просто выпускала их наружу.

– Ну что, пойдемте дальше?

* * *

Делла проводила их к яблоневому саду, разбитому на склоне к западу от деревни. Местный пасечник приветствовал их очередным безмолвным поклоном. Делла же, по ее словам, была в Арпхеме кем-то вроде «поселкового смотрителя»; в ее обязанности входило передавать хозяйские приказания и следить за их выполнением. Когда Аттикус спросил, не родня ли она Уильяму, Делла рассмеялась.