Ах, уехал мой любимый - Тата Кит

- Пойдём, Вань. Пойдём, - ответил Игнатьев, словно в прострации. – Ты иди, пока, начинай, а я сейчас подойду.

- Ладно. Только ты быстро приходи, – сынишка спрыгнул со стула и вприпрыжку поспешил в свою комнату.

- А я смотрю, он шустрый, - подался вперед и проговорил Лёша, едва дверь в комнате Вани захлопнулась.

- Наш сын всегда был шустрым, - безразлично посмотрела в его лицо и пригубила уже остывший чай. – Видел чаще, знал бы больше.

- Я не про сына. А про этого… Матвея.

Не смогла скрыть едкую усмешку. Отодвинула почти опустевшую кружку в сторону и оперлась локтем о стол, подперев ладонью подбородок. Заглянула в синие глаза бывшего, выискивая там хоть одну дельную мысль.

- Лёш, если ты хочешь посплетничать о мужчинах, то давай ты будешь делать это со своими подружками. Хорошо?

- В смысле? – опешил он, чуть нахмурившись. – Какие еще сплетни, Ань?! Кто он, вообще, такой?

- Иди и спроси у него, - ответила я с нажимом, указывая рукой в сторону выхода из кухни. – От меня-то ты что хочешь услышать? Он здесь, ты здесь, иди и поговори. Возьми у него интервью с такими же выпученными глазами срущей собачки. От меня только отстань, ладно? Я не собираюсь отчитываться перед тобой о своей личной жизни. Тебя она давно не касается.

- Я тебя услышал, - изрёк он излишне пафосно и вышел из-за стола, задвинув стул.

- А понял хоть что-нибудь? – спросила, глядя перед собой на пустое место, где он сидел мгновение назад.

- Я пошёл играть со своим… - акцентировал он внимание на принадлежности. - …сыном.

- Смотри, сознание не потеряй с непривычки, - буркнула себе под нос, не надеясь, что он услышит.

- Стерва, - рыкнул Лёша обиженно и, наконец, соизволил покинуть кухню и унести с собой тяжелый запах туалетной воды.

Странно, раньше она мне нравилась, а сейчас хочется открыть окно пошире и как можно скорее проветрить помещение.

Прикрыла глаза, сосчитала до пяти, чтобы успокоиться и принялась за приготовление обеда. В доме три мужика разной степени мужественности, но всех их нужно чем-то кормить.

Что они там хотели? Жареную картошку и салат с фунчозой? Проще простого, тем более, что часть работы Ваня уже сделал.

Единственного мужчину, на которого я могу положиться в этой жизни, я родила сама.

Хоть где-то я молодец.

Между ванной комнатой и детской находится стена. Еще утром она мне казалась максимально толстой и надежной, но из-за образовавшегося напряжения в квартире, которым, буквально, можно было заряжать целый город, стена становилась всё тоньше и менее осязаемой.

В детской, играя вместе с Ваней, Лёша, разве что, кишкой наружу не выворачивался, дабы показать кто здесь папочка. Никогда еще в нем не было столько энтузиазма и подвижности во время игры с сыном. Обычно его хватало минут на пятнадцать относительно активной игры, а затем он плавно перебирался в телефон и подсовывал сыну планшет, чтобы тот не отвлекал его от «важных» дел. Но сегодня Игнатьев являл собой целый аттракцион с клоуном. Приходилось заглядывать каждые минут в комнату, чтобы убедиться в том, что очередной внезапный грохот – это не треск сломанных позвонков или черепа моего сына.

Если что-то случится с бывшим – не страшно, потому что сам идиот. Но если что-то случится с сыном, то только по причине того, что рядом с ним идиот, который потеряет голос, если продолжит так же вопить еще хотя бы минут пять.

На очередном вопле моя нервная система лопнула. Откинув кухонное полотенце на стол, решительно направилась прямиком в распахнутые двери Ваниной комнаты.

Словно почувствовав моё приближение, Матвей, заканчивающий со стеной в открытой ванной комнате, обернулся и непонимающе нахмурился.

Снова мужской вопль из комнаты и в этот раз не выдержал даже сын.

- Папа, не кричи так. У Лосиныча голова болит.

Переглянулись с Матвеем и, не сговариваясь улыбнулись, тут же спрятав улыбки, поджав губы.

На долю секунды я даже подзабыла, что шла с разборками.

Но лишь на долю маленькой секунды.

- Пап, ты сломал Лосиныча! – неожиданно взвыл сын, и теперь я и Матвей в одно мгновение стали серьёзны.

Переступила порог комнаты и беглым взглядом оценила масштаб трагедии.

Детская просто в хлам. В одном месте отстал кусок обоев, в другом месте вместо обоев осталась дыра. Шкаф залеплен чем-то, что напоминало жеваную бумагу, которой школьники плюют из разобранных ручек. Все игрушки, какие только можно было найти в квартире, разбросаны по полу таким слоем, что рельсы железной дороги попросту не видны.

- Что у вас здесь происходит? – едва сдерживала себя от крика, пока Лёша неспешно поднимался с пола, отлепляя кусок зеленого… чего-то от своей футболки.

- Играем, - сказал Игнатьев.

- Папа Лосиныча сломал, - почти плакал Ваня, держа в одной руке маленького плюшевого медвежонка, а в другой – рабочую перчатку.

- Кто, вообще, придумал надеть на детского медведя грязную перчатку? Какой идиот? – активно жестикулировал Лёша.

- Ну, я, например, - возник за моей спиной Матвей, почти прижимаясь ко мне, как и всегда, горячим торсом. – И перчатка не грязная. Новая.

- Какая разница? – выпучил Игнатьев глаза. – Нечего в игрушки пихать всякий хлам.

- Матвей, сделай мне, пожалуйста, обратно Лосиныча, - совсем расстроенным голосом произнес Ваня, подойдя к Козырскому.

- Давай я сделаю твоего Лосиныча, - нервно выплюнул Игнатьев и дернул сына за руку на себя.

Напряглась, готовясь выцарапать бывшему глаза. Судя по сгустившейся атмосфере и тому, как за моей спиной дернулся Матвей, но вовремя остановил себя, видимо, не планируя начинать драку при ребенке, в этой квартире Игнатьев мог отхватить от двух людей сразу.

- Ты не умеешь, - едва сдерживая слёзы ответил ему Ваня и вырвал руку из отцовского захвата. – Пусть лучше Матвей.

- А, может… - начал было Игнатьев.

- Ваня, - перебила я его чуть громче, чем хотела, и взяв себя в руки, улыбнулась сыну. – Сходите с Матвеем на кухню, поставьте чайник – обед готов – и заодно Лосиныча там покормите. А мы с папой сейчас вернемся.

- Пойдём, Матвей, - проговорил в нос сын.

Всё-таки, слёзы обиды были близко.

Едва они скрылись в кухне, я закрылась с Лёшей в детской комнате и с силой толкнула его в грудь, едва не уронив.

- Ты не заигрался ли? – шипела, чтобы не кричать. – Это что за цирк, Игнатьев?

- Это я тебя хочу спросить, что здесь за цирк? Что за клоун ремонтирует тебе толчок? Какой ещё, нахрен, Лосиныч?

- Ты всё прекрасно увидел и всё прекрасно понял. А если хочешь покрасоваться перед Матвеем, то делай это не за счет сына. Ясно тебе?