Помощница стража тьмы. Брак по контракту - Татьяна Рябинина

Боже, ну почему у них все такое невкусное⁈

«Вот даже не знаю, — вздохнула я, — лучше ли?»

«Лучше что?» — не понял Эйдар.

«Жевать вот это. Скажи честно, где еда вкуснее, у вас или у нас?»

«Разумеется, у нас, — хмыкнул он. — Просто ты не привыкла».

«Боюсь, что и не привыкну. Напомни, мы ведь работаем пять дней, потом выходной?»

«Да. Первые пять с утра, следующие вечером, затем ночью».

«А сколько всего координаторов?»

«Три смены по десять человек — это постоянный штат. И еще десять подменных — они работают полный цикл, когда постоянные отдыхают».

«То есть сутки через пять?»

«Да. Ну и помощницы почти у всех… Что-то первый не докладывает».

Поставив тарелку на подлокотник, Эйдар вызвал наблюдателя из моего мира:

«Координатор. Вызываю сферу один. Как обстановка?»

«Сфера один. В районе истончения массовые беспорядки. Ликвидаторы ожидают возможности приблизиться. Если не смогут, придется выставить наблюдательный пост».

«Понял. На связи, — помолчав, Эйдар обратился уже ко мне: — Повезло тебе, Лиза, с первым рабочим днем. Как зовут ту девушку, с которой ты разговаривала в саду?»

«Айса».

«Не знаю такую».

«Ее координатор Гортен», — припомнила я.

«Гортен, это Эйдар. Как у вас сегодня? У нас уже две с утра. Третья и первая сферы, А и И. И обе не удалось ликвидировать».

«Приветствую. С первым днем! — услышала я ответ. — У нас две подряд, одна за другой. Обе в третьем, обе А, но тоже выставили посты. Определенно что-то происходит. Что-то нехорошее».

«Оссим, это Эйдар. У нас две тревоги подряд, у Гортена тоже. Как у остальных?»

Главный координатор отозвался не сразу.

«Ночью ни одной, а с утра уже девять. Все в первой и третьей. И ни одну не ликвидировали. Еще одна — и придется объявлять желтый уровень. На связи».

«Что такое желтый уровень?» — спросила я.

«Опасность большого прорыва. Со средней вероятностью. Красный уровень — вероятность высокая. Черный — чрезвычайно высокая».

«И что будет, когда… если объявят этот желтый уровень?» — мне стало страшно, аж руки задрожали.

«Все ликвидаторы должны быть в полной готовности. Во всех трех мирах. То, что в нашем пока тихо, ничего не значит. Он самый стабильный из них, но если везде начнет рваться, достанется и ему. А если прорыв будет большим, в нескольких местах одновременно, помогать ликвидаторам придется всем. И наблюдателям, и координаторам».

«Ничего себе! — поежилась я. — Такое уже было? При тебе?»

«Дважды. Один раз здесь, второй — у вас. У нас по всему миру прошли мощные стихийные бедствия, от лесных пожаров до извержений вулканов. И государственный переворот в Юстике. С большим количеством жертв. А у вас — ковид и прочие сопутствующие вещи. Боюсь, Лиза, сегодня мы домой не попадем».

* * *

— Мы отработали две смены, и поэтому завтра нам положен дополнительный выходной, — сказал Эйдар, когда мы вышли в сад.

— Хорошо, — зевнула я, наслаждаясь возможностью говорить вслух, а не мысленно. — Наверно, просплю весь день. Надеюсь, такое будет не слишком часто.

— Трудно сказать, — Эйдар покачал головой. — Каждое не ликвидированное сразу истончение — это опасность нового. Пятнадцать раз в двух мирах за неполные сутки — это очень много. И без возможности оперативного вмешательства. Значит, будут еще. И в этом мире тоже. Теперь все исправит только большой прорыв. Нужно готовиться к нему в ближайшие дни. Может быть, и выходного не получится. Вызовут всех.

— Да, повезло мне, — я поежилась от ночной прохлады. — А это что?

У ограды вместо паромобиля стояло нечто вроде коляски, запряженной унылой гнедой конякой.

— Служебный транспорт, — усмехнулся Эйдар. — Кеппер не обязан ждать нас круглосуточно. Ничего, доедем.

Я чувствовала себя так, словно весь день таскала тяжелые мешки. Казалось бы, определение координат требовало лишь ментальных усилий, но каждая мышца ныла, как гнилой зуб.

— Ужинать будешь? — спросил Эйдар, когда мы вошли в дом.

— Нет, — от одной мысли о еде замутило. — Упасть и спать! Буди, только если понадобится на работу.

Сил не хватило даже на душ. Разделась и рухнула в постель, но сон получился рваным, похожим на рыхлые облака. Сквозь прорехи пробивалась все та же ноющая боль. И только ближе к утру мне удалось уснуть по-настоящему.

Разбудил меня Аллан. Точнее, его взгляд. Он сидел у кровати на стуле и смотрел в окно.

— Доброе утро, Лиза, — сказал он, погладив меня по руке. — То есть добрый обед. Уже давно день. Папа не разрешил будить тебя. Я и не будил. Можно немного полежать с тобой?

Он устроился поверх одеяла, я обняла его и осторожно перебирала рыжие кудряшки. И думала о том, что Эйдар прав. Время пройдет быстро, придется расставаться. Я уже привязалась к нему, а что будет через три года?

Полежав еще немного, я все-таки встала. Привела себя в порядок, съела в столовой очередное невкусное блюдо и вышла с Алланом в сад. Эйдар куда-то уехал, но я обрадовалась возможности отдохнуть и от него. Находиться с ним рядом — это уже само по себе было работой.

Аллан возился в песочнице, а я сидела на лавочке, грелась на солнце и пыталась привести в порядок растрепанные первым рабочим днем мысли и чувства.

Сейчас вокруг было так спокойно, так безмятежно. Солнце, легкий ветерок, бабочки над цветами, высоко в небе юркие птицы. А на душе тяжесть. Нет, это была не та мутная тоска, о которой говорил Эйдар. Я испытывала ее не раз — как предчувствие чего-то ужасного, непоправимого. И оно действительно происходило, хотя и не со мной. Это были прорывы сущностей, сказал Эйдар, женщины чувствуют именно их. Однако сейчас меня грызло что-то другое.

Кажется, я попала в этот мир, на эту работу в недоброе время. И этот безмятежный день — как затишье перед бурей. Как последние часы перед извержением вулкана. Темные сущности представлялись мне безобразными слизистыми монстрами с огромными зубами, которыми они грызли пространство и время, раздирая их в клочья. Они уже были рядом, совсем близко, в нескольких миллиметрах и секундах. Еще немного — и миры вздрогнут, когда черная сила затопит их, заставляя людей ненавидеть и убивать друг друга, когда стихии обрушат всю свою мощь, сметая все на пути. И только стражи смогут обернуть эту силу против нее самой, латая ею прорехи в мироздании.

Что-то вроде невольной