Человек, вернувшийся издалека - Гастон Леру

Сундук был закрыт на ключ. Я обыскал Андре, нашел его ключи и открыл сундук. Он оказался набит вещами. Я вынул из него половину одежды и белья, положил их в машину и прикрыл сверху. А потом засунул тело в сундук так ловко и с такой силой, чего сам от себя не ожидал.

Я решил воспользоваться последними минутами утренней дымки, туманом, благодаря которому мои жуткие телодвижения никто бы не увидел. Спрятав труп, я захлопнул крышку и навсегда запер сундук на ключ!.. Затем накрыл его брезентом… После чего тщательно осмотрел свою одежду и автомобиль, стер кровь с балонного ключа… и сел за руль.

После этого я чувствовал себя спокойнее, более расслабленно!.. У меня появилось время подумать о том, что делать с трупом… Ибо я уже отверг мысль бросить сундук в Сену: слишком ненадежно…

Надо было спрятать сундук в таком месте, где никто не стал бы его искать!.. И тут я вспомнил о нашем погребе, куда никто, кроме меня, никогда не спускается!..

В тот момент решение показалось мне на удивление простым… Я собирался обратно приехать на машине. Думал: если шофер окажется в гараже, поручу ему какое-нибудь срочное дело, а сам займусь машиной, быстро поднимусь за ключом от погреба и вернусь в гараж: достану из машины сундук и оттащу его в погреб вместе с выброшенной из него одеждой. А там, не боясь нежданных гостей, смогу спокойно, когда сочту наиболее удобным, закопать моего мертвеца и его одежду.

Когда в моем лихорадочно соображавшем мозгу понемногу сложилась такая картина, я успокоился… полностью успокоился, хотя еще мгновение назад пребывал в ужасе от совершенного мною преступления!..

Все было кончено!.. Андре уехал!.. Он больше не вернется!.. А ты… ты… ты… ведь это для тебя, Фанни, для тебя… но почему ты мне не отвечаешь?.. Почему сидишь в темном углу, словно статуя? Теперь ты все знаешь! Так говори со мной!.. Вознагради меня!.. Ты же знаешь, как мне это нужно!.. Клянусь тебе… клянусь, бывают дни, когда мне необходимо изгнать это воспоминание какой-нибудь огромной радостью или тяжелой работой… так ударами хлыста прогоняют опасного зверя, чтобы он не разорвал тебя!..

– Друг мой, этот зверь называется угрызениями совести!

Она стояла перед ним и тянула к нему губы. И он страстно поцеловал ее, отчего она едва могла дышать.

Фанни попросила пощады:

– Осторожно! Осторожно, darling! Вы загрызете меня, словно угрызения совести! Я бы любила вас немножко больше, да, правда, еще чуточку больше, если бы вы так не мучились!.. Но идем отсюда, идем! Бежим, друг мой, подальше от этого дома, этой квартиры… Вы видели, сколько в гараже свалено ужасных вещей?.. Да-да, именно ужасных!..

– О чем вы говорите? – удивленно спросил он.

– Вы прекрасно знаете, darling, что я говорю о мебели из полированного ореха в столовой…

XVI

Домик на берегу реки

На следующий день, ближе к вечеру, месье и мадам де Лабосьер отправились в маленький домик на берегу реки.

Фанни обещала навестить Марту, а Жак решил, что с его стороны было бы милосердно проводить жену, может, будет и выгода какая-то.

Разумеется, он бы прекрасно обошелся без видений больной, но с тех пор, как она стала обвинять старого Сен-Фирмена, вряд ли стоило ими пренебрегать.

С самого утра моросил дождь, в скором времени солнце затянуло тучами. Осень позолотила листву берез, которые, спустившись по склону из леса, подошли почти к самой речной кромке и серебряным поясом окружили домик на берегу реки!

Во всем было уныние, особенно это чувствовалось, если проезжать по берегу, откуда открывался вид на небольшую осиновую рощу.

Жак сказал, что осина ему не нравится, потому что это печальное дерево, ее круглые листья, где-то там наверху, при малейшем дуновении ветерка дрожат и трепещут, словно постоянно на что-то жалуются.

Фанни удивилась, что ее муж обращает внимание на деревья; она никогда не считала его ни впечатлительным, ни склонным к поэзии.

Однако эти мысли она оставила при себе. Целые сутки она пыталась понять своего мужа. Но рядом с ней был будто чужой человек.

Несмотря на изморось, они, надев накидки от дождя и галоши, решили прогуляться вдвоем через поля. Со вчерашнего дня они не расставались.

До домика супруги добрались за двадцать минут.

Это было квадратное трехэтажное здание с тусклыми, голыми стенами, окна которого почти всегда закрывали серые ставни. Черепичная крыша. Ни карнизов, ни балконов, ни лепнины.

Сад окружала высокая стена, она же являлась границей владения, за ней простирался бечевник, куда выходила неприметная вечно закрытая калитка. С той стороны над стеной высились источенные червями столбы и остроконечная крыша обветшалой беседки.

Жак позвонил в дверь дома. Им открыла старая служанка; узнав посетителей, она сказала:

– Мадам будет очень рада видеть месье и мадам.

– Она уже выздоровела? – спросила Фанни.

– Я бы сказала, она очень утомлена, однако все время сидит дома, – ответила служанка, сняв с них накидки и галоши, проводив в гостиную, где пахло затхлостью.

Они сели. Мебель, как и принято, была обита утрехтским бархатом, а в спальнях наверняка обтянута репсом. Перед каждым креслом, в ожидании ножек явившихся с визитом дам, лежали красные круглые подушечки. На каминной полке – часы из черного мрамора с маятником и два серебряных подсвечника – все под стеклянными колпаками. Часы украшены бронзовой фигурой римского воина. На спинках диванов – круглые кружевные салфеточки. В шкафу – множество безделушек из слоновой кости и перламутра, яйцо страуса.

– Ну и весело же здесь! – сквозь зубы процедил Жак.

– Особенно, если кое-кто лелеял мечту стать хозяйкой в Ла Розрэ! – подхватила Фанни.

– Ты права, – негромко согласился Жак. – Вполне достаточно, чтобы помрачить даже самый крепкий ум…

Услышав в коридоре шуршание платья, они замолчали, и дверь открылась.

Вошла Марта. В белом халате, развевающемся вокруг ее тонкого стана, с огромными черными глазами, блестевшими тревожным огнем на ее восковом лице, она еще больше стала походить на призрака. Марта тут же протянула гостям руки.

– О! Как я рада!.. Рада вас видеть… Если бы вы не пришли, я бы, наверное, не дождалась завтрашнего дня! Я бы точно убежала, ведь мы же друзья, не правда ли?.. Доктор Мутье сказал мне… к тому же, месье Жак, надо… Тише!.. Послушайте!..

Подбежав к двери, она прислушалась… потом, приложив палец к бескровным губам, вернулась к гостям.

– Осторожно! Надо остерегаться старой служанки… Впрочем, теперь я могу выходить, когда захочу… потому что сегодня утром я обнаружила, что ключ от винного погреба отпирает садовую калитку… А раз так, то я не обязана больше сидеть вечерами в беседке и напрасно тянуть к нему руки, когда он приходит… вы же понимаете, теперь я могу пойти к нему, и он сможет обнять меня, а возможно, даже