Золотой век Испанской империи - Хью Томас

Таким образом, это было поразительное решение со стороны Филиппа, учитывая, что на тот момент его единственным наследником был дон Карлос, его сын от Марии Португальской, и как ему, так и империи требовалось больше уверенности в завтрашнем дне, и прежде всего – больше infantes[187]. Решение о новой женитьбе не встретило одобрения и со стороны брата Карла – Фердинанда, короля Римского, который уже послал к Марии гонца (им был Мартин де Гусман, придворный императора) с предложением женитьбы на его собственном сыне, эрцгерцоге Фердинанде Тирольском, в то время перевалившим на четвертый десяток. Его портрет также был отослан в Лондон{1333}.

Тем не менее, 29 октября 1553 года Мария поклялась взять Филиппа в мужья. Ему на тот момент было двадцать шесть лет – на одиннадцать лет меньше, чем ей. Он не был в восторге от этой перспективы; после смерти первой супруги у него уже было несколько привлекательных фавориток (Исабель Осорио, Каталина Лаине, и прежде всего – Эуфрасиа де Гусман). В Англии эта помолвка тоже встретила сопротивление; Палата общин потребовала, чтобы Мария не выходила замуж за чужеземца. Однако она настаивала на своем. Двенадцатого января 1554 года брачный контракт между Марией Английской и Филиппом был подписан. Филиппу предстояло разделить с Марией все титулы и ответственность за все посты – однако он должен был отступиться от всего этого в случае, если она умрет первой. Он должен был подчиняться английским законам и обычаям, не допускать чужеземцев на английские государственные посты и не втягивать Англию в свои войны. Подобное же соглашение было составлено для Фердинанда и Изабеллы в 1479 году.

Тринадцатого июля 1554 года Филипп покинул Испанию, чтобы жениться на Марии, и на этот раз регентом Испании осталась его сестра, недавно овдовевшая Хуана Португальская.

Принц отплыл из Ла-Коруньи, взяв с собой семьдесят кораблей и 4000 человек войска. Погода была плохой; Сильва, принц Эболи, вспоминал, что едва не умер от морской болезни. На острове Уайт их встретил лорд Говард Эффингем, лорд-адмирал и отец будущего английского главнокомандующего, сразившегося в 1588 году с Непобедимой армадой. Двадцатого июля они вошли в порт Саутгемптона{1334}. Их приветствовал Генри, граф Арундель, придворный-католик, преподнесший Филиппу орден Подвязки. Вместе они отправились в Винчестер, где 23 июля, у врат собора, их встретил епископ Винчестера Стивен Гардинер, который представил принца королеве. Хотя Мария и была дочерью Екатерины Арагонской, она не очень хорошо говорила по-испански – зато довольно неплохо изъяснялась на французском. Карл прислал с Хуаном де Фигероа, «un gentilhombre de la boca de la casa de Borgoсa»[188], особый подарок для Филиппа – трон Неаполя, чтобы тот мог жениться, будучи королем.

Свадьба состоялась в Винчестере 25 июля, в День святого Иакова (Сантьяго). Филипп был чрезвычайно приветлив, он разговаривал с английскими горожанами, толпившимися под дождем, пил пиво, обещал сократить свою свиту, взяв к себе в эскорт нескольких английских дворян, советовал своим людям попытаться приноровиться к английским обычаям. «Он выказал непревзойденную любезность и добродушие», – комментировал Сориано, венецианский посол{1335}. Затем они не спеша отправились в Лондон водным путем, причалив в тамошней гавани 18 августа, и остановились в Хэмптон-корте «до окончания лета». По словам Андреса Муньоса, испанские дворяне не забывали, что они находятся на земле «Амадиса Гальского» (большая часть действия этого романа происходит в Англии). «Однако в Англии можно увидеть гораздо больше, чем описано в книгах, – продолжал он, – жилища в сельской местности, реки, поля, прекрасные усыпанные цветами луга, прохладные фонтаны… услада для глаз… в особенности летом»{1336}.

Англичане, с их бело-розовой кожей и вздорным характером, пришлись испанцам гораздо менее по вкусу, нежели английская природа. «Все их праздники заключаются лишь в еде и питье, они не думают ни о чем другом… они варят огромное количество пива и выпивают его больше, чем найдется воды в реке у Вальядолида». На улицах частенько случались ограбления, придворные дамы были «довольно безобразны», у королевы не было бровей и «хотя она и святая, но у нее плохое зрение, а ее голос чересчур груб и громок». Кое-кто из испанцев высказывался в том смысле, что «скорее предпочел бы находиться в толедских трущобах, чем гулять по Амадисовым лугам»{1337}. Король, по их мнению, поступал «подобно Исааку, позволяя принести себя в жертву по воле своего отца»{1338}.

Затем, в ноябре, Мария и Филипп возглавили объединенное заседание английского парламента, на котором было узаконено восстановление согласия с Римской церковью. Не забывал Филипп и о делах империи. Так, в Лондоне он организовал комиссию из двенадцати человек, куда входили неблагонадежный фрай Бартоломе де Карранса и фрай Бернардо де Фреснеда, для обсуждения вопросов энкомьенды. Он сообщил отцу, что по его мнению, они должны согласиться выдавать энкомьенды в вечное пользование.

Однако не все в Лондоне было безоблачно: 1 февраля 1555 года в Англии была сожжена на костре первая жертва религиозных преследований. Многие из испанцев были в ужасе. Посланник в Лондоне Симон Ренар писал Филиппу: «Я не думаю, что будет хорошо, если Ваше Величество позволит проведение дальнейших экзекуций»{1339}. Однако принц не имел власти над английскими церковными судами, хотя и побудил своего духовника фрая Алонсо де Кастро – францисканца, на которого была возложена миссия духовно наставлять принца-регента с 1553-го по 1556 год, – прилюдно осудить в своей проповеди от 10 февраля английских епископов за сожжение протестантов. Эта инициатива исходила от лорда-канцлера Стивена Гардинера, возродившего статут 1401 года, направленный против ереси. Интересно, что он же в 1530-х годах наряду с Ричардом Сэмпсоном и Эдвардом Фоксом опубликовал акты в защиту развода короля Генриха и королевского главенства над церковью{1340}.