Близнецы. Черный понедельник. Роковой вторник - Никки Френч

– Но что случилось?

– Мы можем обсудить это позже, Фрида.

– Нет, сейчас! – настаивала Фрида. – Расскажите мне.

– Ладно, ладно, – сдался Карлссон. – Насчет того, что случилось, у нас сомнений нет никаких. С вашей стороны это была чистейшая самозащита. После того как вам нанесли удар, вы, должно быть, попытались отобрать нож, хотя уже истекали кровью. Вы завладели ножом и ударили ее, защищаясь.

– Как?

– Что?

– Как я ее ударила?

– Она умерла от потери крови из рваной раны горла.

– Я перерезала ей горло?!

– Да. А потом забрали у нее ремень и перевязали себе ногу. Врачи говорят, что, не сделай вы этого, вы бы через несколько минут истекли кровью.

Фрида знаком показала, что хочет пить. Карлссон поднес стакан к ее губам. Глотать было больно.

– А теперь спать! – велел он. – Все будет хорошо.

– Ладно, – согласилась Фрида. Сейчас ей казалось, что во всем мире нет ничего более трудного, чем простой разговор. – Одна деталь.

Он наклонился к ней.

– Какая?

– Я этого не делала.

– Я же объяснил вам, – успокоил ее Карлссон. – У вас не будет никаких проблем. Это была чистая самозащита.

– Нет, – возразила Фрида. – Я этого не делала. Не могла сделать. Кроме того… – Фрида заставила себя подумать о нескольких секундах до того, как она упала в обморок. Она попыталась отделить их от всего, что случилось потом: от забытья, кошмаров, кусочков ожидания. – Я что-то слышала. Но я и так знаю. Это был он.

Карлссон сначала удивился, а потом разволновался.

– Что вы имеете в виду? Какой еще «он»?

– Вы знаете, о ком я.

– Не говорите этого, – прошипел Карлссон. – Даже не думайте.

Сэнди оставил машину возле западных ворот парка Уотерлоу. Во время резкого подъема на Свэйнз-лейн у Фриды возникло ощущение, что они взлетают и оставляют Лондон позади.

– Думаю, на этот раз парк открыт, – сказал Сэнди с натянутой улыбкой.

Выходя из машины, Фрида вздрогнула. Она все еще страдала от болей, особенно когда вставала.

– Тебе сил хватит? – заботливо спросил он.

Фрида ненавидела боль, процедуры, прием лекарств, бесконечные посещения больницы, но еще хуже были сочувствие, внимание, забота, выражение глаз, появлявшееся у людей, когда они видели ее, и то, как старательно они подбирали слова. Она медленно и скованно прошла через ворота. Слепящая желтизна нарциссов, покачивающихся на ветру…

– Вот теперь я верю, что пришла весна, – заметил Сэнди. – Наконец-то.

Фрида оперлась на его руку.

– Если ты не будешь рассказывать мне о весне и о том, как она символизирует возрождение и новую жизнь, я не стану говорить, что это самый жестокий месяц в году.

– Разве не апрель самый жестокий месяц?

– Март тоже довольно жесток.

– Ладно, – кивнул Сэнди. – Я буду молчать о том, какой сегодня красивый день, как распустились нарциссы и какое великолепное место в свое время выбрали для парка Уотерлоу – с панорамой Лондона. Мы могли бы сходить на ближайшее кладбище, если это больше соответствует твоему настроению.

– Ты меня знаешь, – возразила Фрида, – я люблю кладбища. Но сегодня хороший день для прогулки в парке. Я люблю этот парк. Я не знаю, как сэр Томас Уотерлоу заработал свое состояние. Наверное, украл его у кого-то или незаслуженно унаследовал. Но он дал Лондону этот парк, и я благодарна ему за это. И я благодарна тебе.

– Ну, благодарность – не совсем…

– Ш-ш… Я знаю, через что ты прошел, Сэнди, и чего ты не можешь мне сказать. В тебе слишком много от джентльмена, правда? Ты вернулся сюда, и мы снова встретились. И это было хорошо. Нет, это было прекрасно. Нам следовало использовать это время для того, чтобы думать о жизни, принимать решения, получать удовольствие друг от друга. Вместо этого тебе день за днем приходилось сидеть у больничной койки, глядя, как я пью куриный бульон через трубочку или писаю в суднó.

– И думая о том, что ты можешь умереть.

– И это тоже.

– Когда я думал, что ты умрешь…

– Я знаю.

Они потихоньку дошли до пруда. В парке было много людей, гулявших по тропинкам целыми семьями. Дети кормили уток, голубей, белок орехами и черствым хлебом.

– Ты только посмотри, – неожиданно сказал Сэнди.

Маленький мальчик бросал арахис большой крысе, которая вылезла на траву из-под куста рододендрона.

– Если собрался кормить голубей, – заметила Фрида, – то почему бы не покормить и крысу?

– Поднимемся выше? – предложил Сэнди. – Там прекрасный вид.

– Через минуту, – согласилась она.

– Я хотел приехать сюда по символическим причинам. Я не ожидал, что ты появишься на свадьбе. Я думал, что ты вычеркнула меня из своей жизни. Я был очень, очень счастлив, когда увидел тебя.

– Да, – сказала Фрида. – Да, я тоже была счастлива.

Ей казалось, что свадьба была очень давно.

Мимо них прошла утка, а за ней рядочек крошечных утят.

– В обычной ситуации я бы сказал, что это очень мило, – заметил Сэнди. – Но сейчас не буду. – Он повернулся и взял ее за плечи. – Фрида, я не знаю, как это сказать, но я понимаю, что для тебя это, бесспорно, было просто ужасно, и если тебе когда-нибудь захочется поговорить…

Фрида наморщила нос.

– Ты хочешь, чтобы я сказала, что получила психологическую травму?

– Любой бы ее получил.

– Я не знаю. Посмотрим. Но в данный момент я чувствую только грусть из-за случившегося с Мэри Ортон. Я закрываю глаза и вижу, как она смотрит на меня снизу вверх. Она смотрела на меня в последние мгновения своей жизни и, подозреваю, думала: «Но ты ведь говорила, что защитишь меня. Ты говорила, что все будет хорошо». Я не могу понять, что еще могла сделать. Я сообщила в полицию. Позвонила в службу неотложной помощи. Вошла в ее дом.

– Ты сделала все, что могла.

– У нее было два сына, но они бросили ее. Ее обманули, и она обратилась ко мне за помощью, а потом ее убили. Так или иначе, сыновья все-таки унаследовали ее деньги, так что, по крайней мере, хоть кто-то теперь счастлив.

– Неужели это говоришь ты, Фрида? Ты бы никогда не сказала ничего подобного своим пациентам.

– Если бы я говорила своим пациентам то, что говорю себе, большинство из них покончило бы с собой, едва успев выйти из моего кабинета.

– Ты совсем не это говоришь Джозефу, когда он обвиняет себя в смерти Мэри Ортон.