Бетховен. Биографический этюд - Василий Давидович Корганов

очень хороша, то я позволил себе приложить еще один печатный экземпляр и один скрипичный квинтет. К двум пьесам, написанным мною ко дню ангела в. и. в. прибавились еще две другие, последняя из них – большое фугато; таким образом, получилась одна большая соната. Она вскоре появится; давно уже лелею мечту посвятить ее в. и. в. Это не имеет ничего общего с предстоящими переменами в жизни в. и. в. Простите за это письмо. Молю Господа о щедрых милостях для в. и. в. Будущая деятельность в. и. в. – одна из лучших. Она нераздельна с человеколюбием и в. и. в. будете служить примером как в делах светских, так и духовных.

Вашего императорского высочества покорнейший слуга.

Ваше императорское высочество!

Я был очень огорчен известием о вашем недомогании. Надеюсь, оно скоро пройдет. Всему виною, должно быть, все еще не установившаяся весна. Как раз вчера я хотел принести вариации. Они могут смело выйти в свет и в. и. в., вероятно, будут даже просить об этом. Крайне сожалею, что выздоровление в. и. в. является для меня только pia desideria, но надеюсь, что искусство эскулапов победит и доставит в. и. в. постоянное здоровье.

Вашего императорского высочества покорнейший Л. в. Бетховен.

Ваше императорское высочество!

Честь имею прислать, через переписчика Шлеммера, прелестные в. в. и. в. Завтра сам зайду к вам. Очень рад, что могу служить моему высокому ученику на его полном славы пути.

Вашего императорского высочества подданнейший и вернейший

Л. в. Бетховен.

Австрийский городок Медлинг

Медлинг, 15 июля 1819 г.

Ваше императорское высочество!

С тех пор, как я хотел в последний раз в городе явиться к услугам в. и. в., чувствую себя очень плохо. Однако надеюсь, до будущей недели мне станет лучше, и я тотчас же отправлюсь в Баден к в. и. в. Впрочем, за это время я был несколько раз в городе, чтобы посоветоваться со своим врачом. Главною причиною всему бесконечные неприятности, вызываемые развратной жизнью моего племянника. В начале этой недели я должен был взять на себя опеку, так как другой опекун сложил с себя обязанности; он во многом был виноват и просил у меня прощения. Докладчик также отказался от доклада, так как его нашли пристрастным ввиду его намерения отстоять доброе дело. И так продолжается вся эта путаница, нет конца, нет помощи, нет утешения! Все мои труды точно рассеяны ветром. Нынешний содержатель пансиона, куда я отдал своего племянника, ученик Песталоцци, и также уверяет, что как ему, так и моему племяннику трудно добиться желанной цели. Но он того же мнения, что ничего не может быть полезнее, как отправить моего племянника подальше, за границу! Надеюсь, здоровье в. и. в., здоровье того, кого я более всего почитаю, не оставляет желать ничего лучшего, и я заранее радуюсь тому, что могу вскоре быть близ в. и. в. и доказать вам мою готовность быть вам полезным.

Вашего императорского высочества вернейший слуга Бетховен.

Ваше императорское высочество!

Очень огорчен известием о том, что в. и. в. вновь больны, и, не имея определенных сведений о нынешнем состоянии вашего здоровья, весьма о том беспокоюсь. Я был в Вене, чтобы поискать в библиотеке в. и. в. кое-что мне нужное. Главная задача – схватить быстро (и сочетать возможно искуснее, причем практические соображения могут быть допущены только в виде исключения), чему старики могут вдвойне служить примером, создав множество высших произведений искусства (гениями были между ними только немец Гендель и Себ. Бах). Только свобода, только постоянный прогресс составляют цель в искусстве, как и во всяком гениальном творчестве. И если мы, новички, еще не так устойчивы и не подвинулись так, как наши предшественники, то все же утонченность наших приемов развила кое-что. Моего высокого музыкального воспитанника нельзя упрекнуть в односторонности; он уже борется из-за лавров славы et iterum venturus judicare vivos – et mortuos. Присылаю три стихотворения, из которых, может быть, в. и. в. выберете что-нибудь для переложений на музыку. Австрийцы уже знают, что в императорском доме возродился дух Аполлона. Меня повсюду просят о поддержке. Издатель Modezeitung’a обратится к вам с письменною просьбою. Надеюсь, меня не обвинят в каких-нибудь подкупах; при дворе и не придворный, возможно ли это???!!! При поисках нот в Вене мне немного препятствовал его превосходительство господин обер-гофмейстер. Не стоит утруждать в. и. в. письменным изложением подобных вещей; но должен признаться, что подобное отношение может оттолкнуть от в. и. в. всякого талантливого, честного и благородного человека, если ему не посчастливится узнать короче превосходные качества вашего ума и сердца. Скорого, скорого выздоровления желаю в. и. в., а себе – утешительных известий.

Вашего императ. высочества покорнейший и вернейший слуга

Л. в. Бетховен.

Медлинг, 29 июля 1819 г.

Ваше императорское высочество!

Вчера же я узнал о том, что редкие достоинства вашего ума и сердца вновь признаны и оценены по заслугам. Примите милостиво мои пожелания счастья в. и. в., они исходят из глубины сердца и рвутся к вам. Надеюсь вскоре поправиться. Множество неприятностей вновь отразились на моем здоровье; чувствую себя скверно, и вот уже несколько дней принужден лечиться, так что едва уделяю в день только несколько часов своему бесценному небесному дару, своему искусству и своим музам. Надеюсь окончить мессу и исполнить 19-го, если срок не будет изменен; во всяком случае, буду в отчаянии, если болезнь лишит меня возможности быть готовым к тому времени. Надеюсь, мечты мои осуществятся вполне.

Что касается прелестных вариаций в. и. в., то полагаю, что они могли бы быть изданы под следующим заглавием:

Тема, или теза

Л. в. Бетховена,

обработанная в сорока вариациях и посвященная

своему учителю сиятельнейшим автором.

На них очень много требований и, в конце концов, это почтенное произведение появится в свет в искаженных копиях. В. и. в. сами не устоите и не откажете тем, кто попросит их. Итак, с Божьей помощью, одновременно с приношениями в. и. в. с разных концов, о чем вскоре всем будет известно, да не будет тайною также дар Аполлона (по– христиански – Цецилии). В. и. в. можете заподозрить меня в тщеславии; но уверяю, что, хотя это посвящение дорого сердцу моему и я, действительно, горжусь им, но не такова моя цель. Три издателя выразили свое желание относительно этого: Артариа, Штейнер и еще один, имени которого не припомню. Таким образом, остаются двое первых; кому же из них отдать вар.? Ожидаю на этот счет приказаний