Очерки из моей жизни. Воспоминания генерал-лейтенанта Генштаба, одного из лидеров Белого движения на Юге России - Александр Лукомский

Я обратился к начальнику отряда с вопросом:

– Кто это?

– Главнокомандующий Юго-Восточным фронтом Сиверс.

У меня похолодело сердце. Это был тот прапорщик Сиверс, который своей газетой «Окопная правда» окончательно разложил армии Северного фронта.

Для меня стало ясно, что спасения для нас нет. Штаб Сиверса в Ростове, как я слышал, находился в том же особняке Парамонова, где был перед тем штаб генерала Корнилова, и находившиеся там в качестве прислуги австрийцы – военнопленные, конечно, немедленно меня должны узнать как бывшего начальника штаба Корнилова.

Я пошел в дамскую комнату, где сидел Ронжин и сладко спал на полу армянин Паносов. Ронжин встретил меня заявлением, что он очень голоден и надо подумать, как бы нам достать деньги у начальника отряда и хорошенько закусить. Я ему рассказал все, что произошло.

– Понесла же тебя нелегкая на твою прогулку и на встречу с Сиверсом. Что же нам делать?

Я ответил, что положение безвыходное, что в Ростове нас, конечно, узнают и. в лучшем случае расстреляют; что лучше нам самим с собой покончить.

– Но как?

Надо сказать, что до этого мы несколько раз посылали Паносова за папиросами, и он неизменно оставлял свою заряженную винтовку в комнате.

Я предложил Ронжину разбудить Паносова, послать его опять за папиросами (которые нам, как оправданным, из буфета отпускали в долг) и, воспользовавшись его отсутствием, покончить с собой при помощи его винтовки.

Паносов был разбужен, и я дал ему заказ на папиросы. Паносов встал и пошел за папиросами, взяв с собой винтовку. Мы с Ронжиным переглянулись, и я сказал: «Не судьба. Обещаю больше судьбу не насиловать и не буду пытаться наложить на себя руки».

Вскоре, по распоряжению начальника отряда, мы были объявлены вновь арестованными, и в 3 часа дня нас повели сажать на поезд, который пришел со станции Тихорецкая и направлялся в Ростов.

Поезд стоял на станции Степная более часа. Перед самым отходом поезда к нашему вагону прибежал начальник отряда и сказал старшему конвойному: «Сейчас получена телеграмма, что штаб главнокомандующего из Ростова перешел в Батайск (первая станция от Ростова, на левом берегу Дона), а потому арестованных везти в Ростов не надо, а надо высадить в Батайске, где и сдать председателю военно-революционного суда при штабе».

Я вздохнул облегченно и сказал Ронжину, что надежда на спасение есть; что в Батайске нас могут не узнать.

Начальник отряда затем передал какую-то записку старшему конвойному с приказанием передать ее в руки председателя суда. Обращаясь же ко мне, он тихо добавил: «Пишу, что вас уже судили и суд вас всех оправдал». Затем он дал нам десять рублей на расходы, и поезд тронулся.

Около 6 часов вечера мы были в Батайске, и конвойные нас повели прямо в помещение суда, которое им было указано на станции. Налицо оказались некоторые из судей и сейчас же послали за председателем. Нам приказано было подождать.

Глядя на наших судей, я решил, что дело не безнадежное. Эта публика не производила впечатления кровожадной, и разговор, который они вели, был более чем фривольный. Вспоминали вчерашний ужин с артистками какого-то театра и восторгались одной из них.

Через несколько времени явился председатель суда, и нас вывели в другое помещение. Я попросил Ронжина, Андрея и казака-хуторянина, которого доставили в Батайск вместе с нами, воздержаться от лишних разговоров на суде и предоставить мне изложить всю нашу историю.

Нас позвали в комнату, где заседал суд. Никого посторонних, кроме конвоя, не было. Председатель суда, обращаясь ко всем нам, спросил, кто мы такие и в чем заключается наше дело.

Я подробно все рассказал; сказал, что мы уже судились на ст. Степная и оправданы, что я недоумеваю, почему нас вновь арестовали и доставили в Батайск. Затем я обратился к старшему конвойному и просил его передать председателю суда ту записку, которую он получил от начальника отряда на ст. Степная.

Записка была передана, и председатель суда прочитал ее вслух. Содержание записки было приблизительно следующее: «Препровождая по приказанию главнокомандующего Юго-Восточным фронтом четырех арестованных, сообщаю, что все они судились военно-революционным судом на ст. Степная и оправданы. Считаю, что вторичному преданию суду они не подлежат. Подпись начальника отряда ст. Степная».

Судьи переглянулись между собой, и председатель приказал нас вывести в другую комнату. Минут через пятнадцать нас вновь позвали в помещение суда, и председатель, обращаясь к нам, объявил, что мы судом оправданы и что он очень извиняется за то, что нас, по недоразумению, вторично хотели судить.

Я обратился с просьбой выдать нам письменное удостоверение о нашем оправдании судом. Это было исполнено, и мы, весело настроенные, вышли из помещения суда.

Ронжин сказал мне, что теперь надо спасаться куда глаза глядят, дабы опять не попасть в руки Сиверса.

– Куда же мы денемся без денег? – спросил я его.

– Да, это правда, но что же нам делать?

– Выход один: это снова попросить конвойных нас арестовать и доставить на станцию Степная, где есть надежда получить наши деньги.

– Как, опять к Сиверсу?

– Другого выхода нет.

Мы переговорили с конвойными и, обещав их накормить, получили их согласие считать нас снова арестованными.

В трактире кутнули на все десять рублей, полученные от начальника отряда на ст. Степная, и ночью были доставлены на станцию.

Утром 19 февраля/5 марта мы отправились к начальнику отряда, рассказали о том, что произошло, передали записку председателя батайского суда о нашем оправдании; сказали, что решили дождаться на ст. Степная наших денег; достали от него удостоверение о том, что оправданы дважды, и, по его указанию, отправились в местный революционный комитет достать документы на право дальнейшего свободного проезда.

Весь день ушел на это. Документы достали и вечером, напившись чаю с хлебом, которыми нас угостил запасливый казак-хуторянин, устроились кое-как на ночлег в дамской комнате на станции.

За наше отсутствие было приведено еще шесть человек; трех из них расстреляли, а трех, военнопленных австрийцев, освободили.

В этот же день со мной произошел крайне неприятный инцидент, который мог окончиться трагически. Ронжин пошел утром к начальнику отряда один, а я задержался в комнате и должен был его нагнать. Выйдя на перрон станции, я Ронжина уже не увидел, он куда-то прошел. Я отправился на розыск вагона начальника отряда. Вижу на пути отличный вагон 1-го класса, рядом ходит часовой.

Спрашиваю:

– Это вагон начальника?

– Да.

Я поднимаюсь на площадку вагона; навстречу мне выходит элегантный военный без погон и спрашивает, кого мне надо.

Я отвечаю, что мне надо к «начальнику» по делу.