Гагаи том 1 - Александр Кузьмич Чепижный

class="p">— Не ждал так быстро, — отвечая на рукопожатие, проговорил Дмитрий Саввич. — Что-нибудь важное?

Он щелкнул замком, указал гостю на стул. Мозговой сел, вытянул ноги.

— Подтоптались, черти, — шутливо заметил. И тут же начал о деле: — Прежде всего ожидается усиление полицейских карательных акций. Диверсия на дороге нанесла гитлеровцам огромный материальный ущерб, приостановила снабжение фронта. Боясь лишиться головы, местные власти ухватились за версию о случайном взрыве паровоза. Так и доложили начальству. Но сами-то они уверены, что это не так. Надо о подвиге Максимыча выпустить листовку.

— Сделаем, — сказал Дмитрий Саввич.

— Сейчас все усложнится, — продолжал Мозговой. — Зреет перелом в войне, и гитлеровцы все больше будут звереть. В этих условиях перед нами, как никогда, остро стоит задача активизировать действия. Но не безрассудно, а так, чтобы и наносить ощутимые удары по врагу, и сохранить подполье. А когда Громову позволит здоровье, — переправите ко мне. Придется снова прибегнуть к помощи вашего старосты, хотя еще и не ясен нам. Кстати, как он себя ведет?

— Наведывается. Все такой же — хмурый, замкнутый. Справится о здоровье Громова и уходит. Теперь уж не грозит...

В приемной послышались голоса. Гуровна отвечала густому мужскому:

— Был у себя, Маркел Игнатыч. Был, коли весь не вышел. Зараз поглядим.

— Легок на помине, — беспокойно проговорил Дмитрий Саввич. — Принесло не ко времени. Раздевайтесь, Федор Гаврилович.

— А спрятаться? Лучше, чтобы он меня не видел.

Дмитрий Саввич указал взглядом на ширму. За ней был вход в небольшую темную комнатушку. Там в свое время помещалась его фотолаборатория. Этим убежищем и воспользовался Мозговой. Дмитрий Саввич быстро оглядел кабинет, предупредительно распахнул дверь, встречая гостя.

— Входите, господин староста, — начал он в обычной своей манере. — Чем могу?..

— Если можешь, оставь это, — недовольно прервал его Маркел. Грузно, устало сел.

— Что с вами, Маркел Игнатьевич?

Маркел не ответил. Качнул головой в сторону двери.

— Как он там?

— На поправку пошло... — Дмитрий Саввич выжидательно посмотрел на Маркела. — А потом что?

— Пусть поправляется.

Дмитрий Саввич сдвинул плечами.

— Не пойму вас, Маркел Игнатьевич. Я спасаю Громова потому, что такова моя профессия...

— Только ли?

— Ну, и в силу других обстоятельств. Вы же пригрозили разрядить в меня револьвер...

— Ну, этого ты, пожалуй, меньше всего испугался.

— Во всяком случае, я с вами откровенен. И рассчитываю на взаимное доверие. Мне, например, небезынтересно знать, почему вы, имея такую возможность выслужиться перед... своими хозяевами, прячете Громова, заботитесь о нем.

— Много хочешь знать, доктор, — заговорил Маркел, снова, как когда-то, ощупывая его тяжелым взглядом. — Но тебе скажу. Понравился ты мне. Еще там, на чердаке. Чую, не из тех, кто предает. С тобой, мне кажется, можно сварить кашу... Так вот, допрежь всего о хозяевах. Тут у тебя малость мозги не в ту сторону сработали. Народ мой хозяин. Понял? На него работаю. Перед ним «выслуживаюсь»...

— Но ведь Громов, насколько мне известно, причастен к тому, что вы отсидели десять лет.

— Ты ожидал мести?

— Такова в большинстве случаев естественная реакция.

— Что ж мстить? Не по злому умыслу запроторил меня за решетку. Он и сейчас мне не верит. Конечно, обидно... Вот и ты. Ученый человек. Врачуешь тело человеческое. Неужто души в нем не видишь? Нет, я не о той душе, что попы толкуют, — поспешно уточнил Маркел. — Однажды ты назвал меня товарищем. Случайно, конечно. Оговорился. А тогда в душе такое поднялось, такое!.. Ну, думаю, наконец-то хоть один человек меня понял. Да где там... Снова задебезил... «Господин староста. Чем могу служить?..» Тоже обидно. И тяжко...

Он говорил торопливо, сбивчиво, словно боялся, что его не дослушают.

— Тут уж если копить да тешить обиды... Тешил уже. Хватит. Я ведь и сейчас по срокам в лишенцах числюсь. Ну и ладно. Ну и пусть. Тем легче врагам в доверие встрять. Это я уже потом подумал. А поначалу зло меня мутило. С тем и согласился быть старостой, когда общество попросило... Опять же, не сразу дошло, что ведь не власти, не безликие «они», а конкретные люди были виновниками моего несчастья. С тех пор и кручусь меж двух огней. Да, видать, не рассчитал свои силы. Сдавать стал. Сегодня мало не пристрелил Недрянко. Вытягивается, сволочь, перед комендантом. Новые указания пришли, еще строже прежних. Инструктировал. А я сижу и думаю: «Вот кто виноват в том, что со мной произошло. Громов, заподозрив меня, Советскую власть защищал. А ты, падло, еще тогда унюхал, что винтовки мне подклали дружки кулака Милашина. Ты их выгораживал! И сейчас верным псом служишь врагам...» Не помню уже, как сдержал себя. Наверное, кара малой показалась. С ним у меня особый разговор должен быть. Да все никак не столкнемся на узкой дорожке.

Маркел жадно присосался к цигарке.

— Вот тебе моя откровенность, Дмитрий Саввич, — помедлив, продолжал он, — Трудно. Ой, как трудно. Ходишь и не знаешь, откуда беду ждать. Слышал небось, кто-то стрелял в меня. Понимаю, не Сбежнева — старосту хотели убить. А мне-то от этого не легче... И гитлеровцы накроют — не поздоровится. Наши придут — тоже спросят. Придется давать ответ. Вон какие заковыки. Одному не выдержать. На Громове я тебя проверил. Вижу, не робкого десятка. Може, друзей отыщем. Мальчишки, и те листовки пишут. Афоньки Глазунова сынка как-то приметил. Листовку цеплял.

— И не сняли?

— Зачем снимать. Правда в ней написана. Людям правда нужна... Теперь уже кто-то на машинке печатает. Фальге сегодня совал их Дыкину под нос. Значит, есть смельчаки. Найти бы их да вместе... А?

— Знаете, Маркел Игнатьевич, я подумаю, — медленно проговорил Дмитрий Саввич, — Но ваше предложение так неожиданно...

— Эх ты, — Маркел досадливо поморщился. — Сказано, не умирал под Джанкоем от ран, не поливал родную землю своей кровью. Разве в таком деле голова советчик? Сердце.

Конспирация обязывала Дмитрия Саввича хитрить. К тому же крутоярским старостой заинтересовался обком. Очевидно, и окончательное решение будет исходить от него. Каким оно будет, теперь уж Дмитрий Саввич не сомневался. Очень кстати оказался невидимый свидетель этой исповеди. Но предложение Маркела и в самом деле было для него неожиданным.

— Вы не обижайтесь, Маркел Игнатьевич, — сказал Дмитрий Саввич. — Ведь я сугубо мирный человек. Я не могу так сразу.

Маркел