По воле судьбы - Колин Маккалоу

Потом сел в кресло и посмотрел на Ахилла.

— Сначала выскажись ты. Что нам теперь делать?

— Ну, в его письме ничего тревожного нет. Только просьба об аудиенции и о свободном проходе в Александрию. У него три военных корабля и, без сомнения, сколько-то там солдат. Но это совсем не повод для беспокойства. Я думаю, надо дать ему аудиенцию и позволить следовать дальше. Это ведь только формальность. Он так и так поплывет в Африку, к своим друзьям.

— А тем временем, — взволнованно сказал Феодот, — станет известно, что он искал у нас помощи и был принят царем. Он ведь не победил при Фарсале, он потерпел там поражение! Можем ли мы позволить себе оскорбить его победителя, Гая Юлия Цезаря?

Красивое лицо Потина было спокойным. Он с равным вниманием выслушал и того и другого, потом подвел итог:

— Пока доводы Феодота весомее. А что ты думаешь об этом, великий царь?

Двенадцатилетний царь Египта с торжественным видом нахмурился.

— Я согласен с тобой, Потин.

— Хорошо! Феодот, продолжай.

— Подумайте хорошенько! Помпей Магн разбит. Разгромлен в борьбе за власть в Риме, самом мощном и сильном из известных нам государств. По переданному Сулле завещанию покойного царя Птолемея Александра, Египет отошел к Риму, но Александрия опротестовала его. Марк Красс попытался нас урезонить, но мы ему не поддались, а потом кое-кому дали взятку, чтобы подтвердить права Авлета на трон. Вы помните, кому мы ее дали? — Его накрашенное лицо исказилось. — Гаю Юлию Цезарю. Тому самому человеку, который, можно сказать, теперь правит миром. Можем ли мы с ним не считаться? Да он одним щелчком лишит нас независимости. Речь идет не только о нас, но и о Египте с его древней историей, с его образом жизни. Мы идем по лезвию бритвы! Нам нельзя не оглядываться на Рим.

— Ты прав, Феодот, — резко сказал Ахилл. Он провел по зубам костяшки пальцев, потом прикусил их. — У нас здесь своя война — семейная, тайная! Нам вовсе не следует привлекать к ней внимание Рима. Иначе Рим может решить, что мы не способны управиться с собственными делами. То завещание все еще существует. Оно все еще в Риме. Я предлагаю завтра на рассвете послать Гнею Помпею Магну ответ, что он может плыть по своим делам. Как частное лицо, без приемов и аудиенций.

— Что ты думаешь, великий царь? — спросил Потин.

— Ахилл прав! — вздохнул тринадцатый Птолемей, потом вздохнул еще тяжелее. — Но мне так хотелось увидеть его!

— Феодот, ты хочешь сказать еще что-то?

— Да, Потин.

Воспитатель встал с кресла и, обойдя стол, сел рядом с царем. Он стал перебирать густые, темного золота волосы Птолемея Тринадцатого, потом пальцы его скользнули к гладкой мальчишеской шее.

— Я не думаю, что предложение Ахилла разумно. Конечно, могущественный Цезарь не будет преследовать Помпея сам. У правителя Рима есть для этого флот, легионы и сотни легатов. Как мы знаем, в настоящий момент он в провинции Азия и ведет себя там как царь.

Глаза царя-ребенка закрылись. Он прислонился к педагогу и заснул.

— Почему бы, — вкрадчиво спросил Феодот, растягивая ярко-красные губы, — почему бы нам не послать могущественному Цезарю подарок от египетского царя? Голову его врага? — Он с деланным простодушием захлопал накрашенными ресницами. — Говорят, мертвые не кусаются, а?

Наступило молчание. Потин переплел руки и застыл, внимательно их разглядывая. Потом поднял голову.

— Да, Феодот. Мертвые не кусаются. Мы отправим Цезарю этот дар.

— Но как нам все это обстряпать? — спросил Феодот, очень довольный, что столь замечательное предложение внес именно он.

— Предоставьте это мне, — быстро сказал Ахилл. — Потин, напиши письмо Помпею Магну от имени царя с согласием на аудиенцию. А я с его помощью выманю Помпея на берег.

— Он может и не поплыть с тобой без охраны, — так же быстро произнес Потин.

— Он поплывет. Видишь ли, я знаю одного давнего знакомца Помпея. Он римлянин. И Помпей поверит ему.

Наступил рассвет. Помпей, Секст и Корнелия без особого удовольствия позавтракали черствым хлебом и запили его чуть солоноватой водой.

— Будем надеяться, — сказала Корнелия, — что мы здесь хотя бы пополним запасы.

Появился сияющий вольноотпущенник.

— Гней Помпей, пришло письмо от царя! На дорогом папирусе!

Печать была сорвана. Да, папирус и впрямь не дешевый! Помпей впился в текст. Потом вскинул голову.

— Мне дадут аудиенцию. Через час пришлют судно. — Он вдруг испугался. — О боги! Мне надо побриться! И где моя парадная тога! Где мой камердинер? Филипп, разыщи его поскорее!

Он стоял, одетый так, как и полагается проконсулу Рима, в ожидании, когда от берега отчалит величественная позолоченная барка. Рядом стояли Корнелия Метелла и Секст.

— Секст, — вдруг сказал он.

— Да, отец?

— Ты не хотел бы чем-нибудь сейчас заняться?

— Например?

— Ну, сходи на корму, помочись через борт! Или поковыряй в носу! Займись чем-нибудь, что даст мне минутку побыть с Корнелией!

— О! — усмехнулся Секст. — Да, отец. Конечно, отец. Я исчезаю.

— Он хороший парень, — сказал Помпей, — только чуть туповатый.

Три месяца назад Корнелия Метелла отнеслась бы к подобной реплике с высокомерным пренебрежением, но сейчас она рассмеялась.

— Этой ночью ты сделала меня очень счастливым, Корнелия, — сказал Помпей, обнимая ее за талию.

— Это ты сделал меня очень счастливой женщиной, Магн.

— Может быть, любовь моя, нам следовало отправиться в морской вояж раньше? Просто не знаю, что бы я делал сейчас без тебя.

— И без Секста, — быстро добавила она. — Он замечательный.

— И больше подходит тебе по возрасту, чем я! Завтра мне исполнится пятьдесят восемь.

— Я очень его люблю, но Секст еще мальчик. Мне нравятся мужчины постарше. Я пришла к выводу, что ты мне идеально подходишь.

— В Серике мы с тобой все наверстаем!

— Я тоже так думаю.

Они прильнули друг к другу и так стояли, пока не вернулся нахмуренный Секст.

— Уже больше часа прошло, отец, но я не вижу никакой царской барки. Только какую-то шлюпку.

— Она направляется к нам, — сказала Корнелия Метелла.

— Значит, за мной, — сказал Помпей.

— За тобой? — переспросила она ледяным тоном. — Нет, никогда!

— Ты должна помнить, что я уже не Первый Человек в Риме. Просто усталый старый римский проконсул.

— Но не для меня! — сквозь зубы процедил Секст.

К этому времени гребная лодка немного больше шлюпки пристала к борту триремы. Человек в кирасе, стоящий на корме, поднял голову.