Жуков. Портрет на фоне эпохи - Л. Отхмезури

9. Прекратить недостойное поведение военнослужащих при нахождении их вне части и при переездах по железнодорожным и водным путям. […] Повысить ответственность начальников и комендантов гарнизонов, военных комендантов ж.-д. станций и пристаней за наведение воинского порядка в гарнизонах, на железных дорогах и водных путях. […]

10. Установить, что командующие войсками военных округов несут ответственность за состояние воинской дисциплины среди военнослужащих всех частей и рабочих военно-строительных отрядов, расположенных на территории округа, вне зависимости от их подчиненности другим министерствам и ведомствам.

11. Запретить направление в строевые части и на корабли призывников, имевших судимость до призыва их на действительную военную службу…»[800]

Приказ № 0090 заслуживает того, чтобы задержаться и рассмотреть его внимательнее. Во-первых, Жуков нашел Советскую армию в жалком состоянии. Ее дисциплина и боевой дух были ужасающе низкими, и на сей раз нельзя было списать это на страх, вызванный сталинским террором. Уверения советологов того времени, изображавших Советскую армию как армию живых роботов, зомбированных идеологией, сейчас способны вызвать только улыбку. Анализ, проведенный Жуковым, одновременно категоричный, хитроумный и провокационный: виновны в этом хаосе подчиненные ГлавПУРу политические органы Вооруженных сил. С одной стороны, потому, что они подрывают авторитет офицеров, открыто критикуя их в присутствии рядовых; с другой – потому, что не выполняют свою роль по поддержанию морального духа военнослужащих, и поведение их представителей далеко от примерного. Жуков открыто указал пальцем на главное препятствие к созданию профессионального офицерского корпуса – присутствие на всех уровнях политических органов, – а также на причину ужасающе низкой дисциплины и духа – часть полномочий командира отнята у него и передана политорганам. Таким образом, Советская армия страдала от тех же недугов, что и Красная армия. Жуков предложил не упразднить политические органы, а ограничить их роль вопросами идеологии; но невозможно с уверенностью сказать, каковы были его действительные мысли по этому важнейшему вопросу. Но приказ № 0090 навлек на него ненависть начальника ГлавПУРа Желтова, который станет орудием его падения, и недоверчивое отношение со стороны партийного аппарата, заподозрившего маршала в попытке разорвать связь армии с партией.

Деятельность Жукова не ограничивалась мерами, направленными на укрепление дисциплины, и попытками поставить на место ГлавПУР. Добиваясь скорее качества, чем количества (в приказе № 0090 говорится о необходимости улучшения подготовки старшин и сержантов, которая всегда была слабым местом русской и советской армии), он поддержал усилия Хрущева по сокращению численности Советской армии. На момент его вступления в должность министра обороны в ней насчитывалось 4 815 870 человек, а через два года осталось менее 3 миллионов. Он сократил срок воинской службы, варьировавшийся от трех до пяти лет, в зависимости от рода войск и должности. Он настаивал на том, чтобы данное сокращение сопровождалось инвестициями в новейшую технику. Наконец, в политическом плане он добился упразднения 10 мая 1956 года ни разу не собиравшегося Военного совета при Совете обороны. Это вызвало сильное недовольство его коллег-генералов: Жуков хочет один говорить от имени военных. Разумеется, Коневу и другим полководцам Великой Отечественной это не понравилось; точно так же, как они сочли чрезмерным наказанием отставку адмирала Кузнецова, поводом для которой стала гибель старого линкора «Новороссийск», подорвавшегося на рейде Севастополя на немецкой мине времен войны. Жуков не простил ему смерти 611 моряков. Свое отношение маршал выразил в свойственной ему манере: «Необходимо назначить людей более компетентных и более требовательных, лучше подготовленных». В отставку было уволено 22 % высшего командования военно-морского флота, много сотрудников политорганов. Были полностью пересмотрены системы комплектования, подготовки и безопасности. Как в 1941 году, «торнадо Жуков» был требователен и беспощаден к дилетантам и безответственным лицам. Однако отставка Кузнецова свидетельствует также о серьезных разногласиях Жукова и Хрущева с адмиралом, требовавшим больших капиталовложений в развитие ВМФ.

Назначение на пост министра обороны вернуло Жукову международную известность. В 1955 году он отправился в Варшаву подписывать договор о создании военно-политического союза стран народной демократии, ставшего ответом на перевооружение Западной Германии, бывшей для СССР бельмом на глазу. Жуков лично составил текст договора вместе с Молотовым. В ходе этой поездки он встретился с Рокоссовским. Неизвестно, вышло ли их общение за рамки обмена протокольными улыбками. Судя по последующим действиям Рокоссовского и Конева можно понять, что их неприязнь к Жукову не ослабла. Через два дня «Тайм» посвятил Жукову передовую статью, в которой назвал его «героем единственного общественного института, пользующегося уважением народа, – армии». Параллельно с укреплением социалистического лагеря Жуков поддержал Хрущева и Микояна (и выступил в этом вопросе против Молотова), когда те решили ослабить напряжение в Европе. Результатом этого ослабления стали вывод советских войск из Австрии (октябрь 1955 года) и возвращение Финляндии крупной военно-морской базы в Порккале (январь 1956 года). В обоих случаях Жуков видел только положительные стороны вывода войск: придание двум странам нейтрального статуса и сокращение коммуникаций.

Вопреки возражениям сторонника сталинской внешней политики Молотова, Хрущев предпринял попытку наладить отношения с титовской Югославией, прерванные в 1948 году. Передать свои намерения он решил через Жукова. 8 мая 1955 года тот подписал статью в «Правде», в которой подчеркивалась важная роль, сыгранная в победе над фашистской Германией Югославией во главе с Тито. Как и в отношениях с Эйзенхауэром, несмотря на все политические сложности, Жуков всегда демонстрировал искреннюю симпатию к людям, бывшим союзниками его родины в борьбе против Третьего рейха. Эта статья сыграла свою роль в потеплении отношений между Москвой и Белградом. В 1956 году, во время спора между Маленковым и Молотовым, с одной стороны, и Хрущевым – с другой, Жуков встанет на сторону последнего, подчеркнув значение имеющихся в распоряжении Тито двадцати дивизий в случае возникновения европейской войны. Молотов бросит в лицо Хрущеву обвинения в том, что тот «кланяется югославским фашистам», на что Хрущев попросит Молотова вспомнить о некоем договоре, подписанном с Риббентропом… В 1957 году, будучи с визитом в Югославии, Жуков проявит свое несогласие уже с Хрущевым и ЦК, которые, по его мнению, слишком прислушивались к Мао Цзэдуну и в результате этого отдалялись от Югославии[801]. Жуков всегда уделял особое внимание Европе, как главному театру холодной войны. Возможно, что он помнил упущенный в апреле 1941 года шанс заключения союза Москвы с Белградом и Афинами против Гитлера.

Большим выходом Жукова на международную сцену стала его поездка в Женеву, где 18–23 июля 1955 года руководители четырех союзных держав встретились впервые после окончания Второй мировой войны. В советскую делегацию входили Хрущев, Булганин, Молотов и Жуков. На повестке дня стояли острые вопросы: безопасность в Европе, разоружение и развитие отношений между Востоком и Западом. Хрущев возлагал большие надежды на прекрасные личные отношения, сложившиеся между Жуковым и Эйзенхауэром, ставшим президентом США[802]. Чтобы оживить воспоминания о 1945 годе, Никита Хрущев, сразу по прибытии в Женеву, сообщил Эйзенхауэру, что дочь Жукова недавно вышла замуж. На следующий день, перед открытием заседания, американский президент вручил советскому маршалу транзисторный радиоприемник для его дочери, а ему самому подарил авторучку с выгравированными на ней словами: «От президента США товарищу по оружию». Жуков удивил Эйзенхауэра новым тоном. «В Москве не думают о войне с Америкой, – заявил он 20 июля. – Советский Союз не думает также нападать на какие-либо европейские страны. Такая война ему не нужна. Я сыт войной по горло. Советское правительство считает своей главной задачей поднять благосостояние советского народа. Я могу заявить об этом со всей ответственностью и хочу, чтобы вы поверили, что дело обстоит именно так»[803]. Разумеется, в других разговорах с главой американского государства он поиграл ядерными мускулами, но тут же пояснил, что они существуют только потому, что «мы не хотим повторения 1941 года». Жуков знает, о чем говорит; он отнюдь не уверен в том, что Эйзенхауэр понимает почти биологическую необходимость сохранения мира. Америка неплохо нажилась на мировой войне, увеличив национальное богатство на две трети и потеряв убитыми 400 000 человек. А родина Жукова опустошена войной, лишилась трети своего довоенного достояния и потеряла убитыми в семьдесят раз больше, чем Америка.