Темные аллеи. Окаянные дни - Иван Алексеевич Бунин

Могилы, ветряки, дороги и курганы —

Все смерклось, отошло и скрылося из глаз.

За дальней их чертой погас закат румяный,

Но точно ждет чего вечерний тихий час.

И вот идет она, Степная Ночь, с востока…

За нею синий мрак над нивами встает…

На меркнущий закат, грустна и одинока,

Она задумчиво среди хлебов идет.

И медлит на межах, и слушает молчанье…

Глядит вослед зари, где в призрачной дали

Еще мерещутся колосьев очертанья

И слабо брезжит свет над сумраком земли.

И полон взор ее, загадочно-унылый,

Великой кротости и думы вековой

О том, что ведают лишь темные могилы,

Степь молчаливая да звезд узор живой.

1894

«Нагая степь пустыней веет…»

Нагая степь пустыней веет…

Уж пал зазимок на поля,

И в черных пашнях снег белеет,

Как будто в трауре земля.

Глубоким сном среди лощины

Деревня спит… Ноябрь идет,

Пруд застывает, и с плотины

Листва поблекшая лозины

Уныло сыплется на лед.

Вот день… Но скупо над землею

Сияет солнце; поглядит

Из-за бугра оно зарею

Сквозь сучья черные ракит,

Пригреет кроткими лучами —

И вновь потонет в облаках…

А ветер жидкими тенями

В саду играет под ветвями,

Сухой травой шуршит в кустах…

1894

«Что в том, что где-то, на далеком…»

Что в том, что где-то, на далеком

Морском прибрежье, валуны

Блестят на солнце мокрым боком

Из набегающей волны?

Не я ли сам, по чьей-то воле,

Вообразил тот край морской,

Осенний ветер, запах соли

И белых чаек шумный рой?

О, сколько их – невыразимых,

Ненужных миру чувств и снов,

Душою в сладкой муке зримых, —

И что они? И чей в них зов?

1895

Костер

Ворох листьев сухих все сильней, веселей разгорается,

    И трещит и пылает костер.

Пышет пламя в лицо; теплый дым на ветру развевается,

    Затянул весь лесной косогор.

Лес гудит на горе, низко гнутся березы ветвистые,

    Меж стволами качается тень…

Блеском, шумом листвы наполняет леса золотистые

    Этот солнечный ветреный день.

А в долине – затишье, светло от орешника яркого,

    И по светлой долине лесной

Тянет гарью сухой от костра распаленного, жаркого,

    Развевается дым голубой.

Камни, за́росли, рвы. Лучезарным теплом очарованный,

    В полусне я лежу у куста…

Странно желтой листвой озарен этот дол заколдованный,

    Эти лисьи, глухие места!

Ветер стоны несет… Не собаки ль вдали заливаются?

    Не рога ли тоскуют, вопят?

А вершины шумят, а вершины скрипят и качаются,

    Однотонно шумят и скрипят…

17. IX.95

Лес Жемчужникова

«Ночь наступила, день угас…»

Ночь наступила, день угас,

Сон и покой – и всей душою

Я покоряюсь в этот час

Ночному кроткому покою.

Как облегченно дышит грудь!

Как нежно сад благоухает!

Как мирно светит и сияет

В далеком небе Млечный Путь!

За все, что пережито днем,

За все, что с болью я скрываю

Глубоко на сердце своем, —

Я никого не обвиняю.

За счастие минут таких,

За светлые воспоминанья

Благословляю каждый миг

Былого счастья и страданья!

1895

«Поздний час. Корабль и тих и темен…»

Поздний час. Корабль и тих и темен,

Слабо плещут волны за кормой.

Звездный свет да океан зеркальный —

Царство этой ночи неземной.

В царстве безграничного молчанья,

В тишине глубокой сторожат

Час полночный звезды над морями

И в морях таинственно дрожат.

Южный Крест, загадочный и кроткий,

В душу льет свой нежный свет ночной —

И душа исполнена предвечной

Красоты и правды неземной.

1895

Метель

Ночью в полях, под напевы метели,

Дремлют, качаясь, березки и ели…

Месяц меж тучек над полем сияет, —

Бледная тень набегает и тает…

Мнится мне ночью: меж белых берез

Бродит в туманном сиянье Мороз.

Ночью в избе, под напевы метели,

Тихо разносится скрип колыбели…

Месяца свет в темноте серебрится —

В мерзлые стекла по лавкам струится…

Мнится мне ночью: меж сучьев берез

Смотрит в безмолвные избы Мороз.

Мертвое поле, дорога степная!

Вьюга тебя заметает ночная,

Спят твои села под песни метели,

Дремлют в снегу одинокие ели…

Мнится мне ночью: не степи кругом —

Бродит Мороз на погосте глухом…

1887–1895

«В окошко из темной каюты…»

В окошко из темной каюты

Я высунул голову. Ночь.

Кипящее черное море

Потопом уносится прочь.

Над морем – тупая громада

Стальной пароходной стены.

Торчу из нее и пьянею

От зыбко бегущей волны.

И все забирает налево

Покатая к носу стена,

Хоть должен я верить, что прямо

Свой путь пролагает она.

Все вкось чья-то сила уводит

Наш темный полуночный гроб,

Все будто на нас, а все мимо

Несется кипящий потоп.

Одно только звездное небо,

Один небосвод недвижим,

Спокойный и благостный, чуждый

Всему, что так мрачно под ним.

1896

«Христос воскрес! Опять с зарею…»

Христос воскрес! Опять с зарею

Редеет долгой ночи тень,

Опять зажегся над землею