Война и мир. Том 1-2 - Лев Толстой

Николай, не разговаривая с охотником, попросилсестру и Петю подождать его и поехал на то место, где была эта враждебная,Илагинская охота.

Охотник-победитель въехал в толпу охотников итам, окруженный сочувствующими любопытными, рассказывал свой подвиг.

Дело было в том, что Илагин, с которым Ростовыбыли в ссоре и процессе, охотился в местах, по обычаю принадлежавших Ростовым,и теперь как будто нарочно велел подъехать к острову, где охотились Ростовы, ипозволил травить своему охотнику из-под чужих гончих.

Николай никогда не видал Илагина, но как ивсегда в своих суждениях и чувствах не зная середины, по слухам о буйстве исвоевольстве этого помещика, всей душой ненавидел его и считал своим злейшимврагом. Он озлобленно-взволнованный ехал теперь к нему, крепко сжимая арапник вруке, в полной готовности на самые решительные и опасные действия против своеговрага.

Едва он выехал за уступ леса, как он увидалподвигающегося ему навстречу толстого барина в бобровом картузе на прекраснойвороной лошади, сопутствуемого двумя стремянными.

Вместо врага Николай нашел в Илагинепредставительного, учтивого барина, особенно желавшего познакомиться с молодымграфом. Подъехав к Ростову, Илагин приподнял бобровый картуз и сказал, чтоочень жалеет о том, что случилось; что велит наказать охотника, позволившегосебе травить из-под чужих собак, просит графа быть знакомым и предлагает емусвои места для охоты.

Наташа, боявшаяся, что брат ее наделаетчто-нибудь ужасное, в волнении ехала недалеко за ним. Увидав, что врагидружелюбно раскланиваются, она подъехала к ним. Илагин еще выше приподнял свойбобровый картуз перед Наташей и приятно улыбнувшись, сказал, что графиняпредставляет Диану и по страсти к охоте и по красоте своей, про которую он многослышал.

Илагин, чтобы загладить вину своего охотника,настоятельно просил Ростова пройти в его угорь, который был в версте, которыйон берег для себя и в котором было, по его словам, насыпано зайцев. Николайсогласился, и охота, еще вдвое увеличившаяся, тронулась дальше.

Итти до Илагинского угоря надо было полями.Охотники разровнялись. Господа ехали вместе. Дядюшка, Ростов, Илагинпоглядывали тайком на чужих собак, стараясь, чтобы другие этого не замечали, ис беспокойством отыскивали между этими собаками соперниц своим собакам.

Ростова особенно поразила своей красотойнебольшая чистопсовая, узенькая, но с стальными мышцами, тоненьким щипцом(мордой) и на выкате черными глазами, краснопегая сучка в своре Илагина. Онслыхал про резвость Илагинских собак, и в этой красавице-сучке видел соперницусвоей Милке.

В середине степенного разговора об урожаенынешнего года, который завел Илагин, Николай указал ему на его краснопегуюсуку.

— Хороша у вас эта сучка! — сказал оннебрежным тоном. — Резва?

— Эта? Да, эта — добрая собака, ловит, —равнодушным голосом сказал Илагин про свою краснопегую Ерзу, за которую он годтому назад отдал соседу три семьи дворовых. — Так и у вас, граф, умолотом нехвалятся? — продолжал он начатый разговор. И считая учтивым отплатить молодомуграфу тем же, Илагин осмотрел его собак и выбрал Милку, бросившуюся ему в глазасвоей шириной.

— Хороша у вас эта чернопегая — ладна! —сказал он.

— Да, ничего, скачет, — отвечал Николай. «Воттолько бы побежал в поле матёрый русак, я бы тебе показал, какая эта собака!»подумал он, и обернувшись к стремянному сказал, что он дает рубль тому, ктоподозрит, т. е. найдет лежачего зайца.

— Я не понимаю, — продолжал Илагин, — какдругие охотники завистливы на зверя и на собак. Я вам скажу про себя, граф.Меня веселит, знаете, проехаться; вот съедешься с такой компанией… уже чего желучше (он снял опять свой бобровый картуз перед Наташей); а это, чтобы шкурысчитать, сколько привез — мне всё равно!

— Ну да.

— Или чтоб мне обидно было, что чужая собакапоймает, а не моя — мне только бы полюбоваться на травлю, не так ли, граф?Потом я сужу…

— Ату — его, — послышался в это времяпротяжный крик одного из остановившихся борзятников. Он стоял на полубугрежнивья, подняв арапник, и еще раз повторил протяжно: — А — ту — его! (Звук этоти поднятый арапник означали то, что он видит перед собой лежащего зайца.)

— А, подозрил, кажется, — сказал небрежноИлагин. — Что же, потравим, граф!

— Да, подъехать надо… да — что ж, вместе? —отвечал Николай, вглядываясь в Ерзу и в красного Ругая дядюшки, в двух своихсоперников, с которыми еще ни разу ему не удалось поровнять своих собак. «Нучто как с ушей оборвут мою Милку!» думал он, рядом с дядюшкой и Илагинымподвигаясь к зайцу.

— Матёрый? — спрашивал Илагин, подвигаясь кподозрившему охотнику, и не без волнения оглядываясь и подсвистывая Ерзу…

— А вы, Михаил Никанорыч? — обратился он кдядюшке.

Дядюшка ехал насупившись.

— Что мне соваться, ведь ваши — чистое дело марш!— по деревне за собаку плачены, ваши тысячные. Вы померяйте своих, а япосмотрю!

— Ругай! На, на, — крикнул он. — Ругаюшка! —прибавил он, невольно этим уменьшительным выражая свою нежность и надежду,возлагаемую на этого красного кобеля. Наташа видела и чувствовала скрываемоеэтими двумя стариками и ее братом волнение и сама волновалась.

Охотник на полугорке стоял с поднятымарапником, господа шагом подъезжали к нему; гончие, шедшие на самом горизонте,заворачивали прочь от зайца; охотники, не господа, тоже отъезжали. Всёдвигалось медленно и степенно.