На нарах с Дядей Сэмом - Лев Трахтенберг
Шрифт:
Интервал:
Ошибся.
Правда, перед тем как отправить меня восвояси, тюремный врач заглянул ко мне в нос. Знамо дело – без оптической аппаратуры. Без элементарной лампочки-световода. Даже без доисторического круглого зеркала с дыркой посередине. Но самое главное – без специального узкого образования.
Ничего не обнаружил. Я засомневался в его компетентности. Решил жаловаться и добиваться консультации.
Наивный чукотский мальчик!
Первым шагом бесконечно долгого процесса являлась подача петиции «ВР-8», «Би-Пи-Эйт».
В ее названии был зашифрован наимогущественнейший акроним «Bureau of Prisons», то есть «Бюро по тюрьмам». Жалоба была вручена отрядному канцлеру, известному садисту Джозефу Робсону.
Через неделю я получил формальный ответ, что «со мной все в порядке. В просьбе отказать».
Я не согласился, решил идти дальше и запросил у «души-человека» следующую форму – «ВР-9», «Би-Пи-Найн». Солидную, голубого цвета, на четырех листах. На этот раз – обращение к самому директору тюрьмы, на которое он был обязан ответить по закону.
Через 45 дней я получил копию своего запроса и письмо от главного тюремщика Форта-Фикс:
– Внутреннее расследование показало справедливость отказа. Вас осмотрел MD, лицензированный доктор медицины. Патология не обнаружена. В консультации отказать.
Гуляй, паря!
У меня было 10 дней, чтобы потрясти мир: воспользоваться своим правом и подать петицию в «Риджн», Региональное управление Бюро по тюрьмам в Филадельфии. В головную контору, осуществлявшую общее пенитенциарное руководство над зонами Северо-Востока США.
Набравшись смелости, я запросил у Робсона следующую форму – «ВР-10», «Би-Пи-Тэн» веселенькой желтой расцветки. Такую же внушительную, как и предыдущую, но на этот раз с номером.
«Серьезную ху… ню», – как говорил о подобном с легким фламандским акцентом мой приятель-русофил Людвиг, получая ежемесячный перевод на 40 долларов от Нидерландского консула из Нью-Йорка.
Хорошая кляуза получилась на этот раз – в меру требовательная, в меру чувствительная. Все точки над «i» расставил. Справки приложил. В общем, достойно поплакался в чиновничью жилетку.
Стал жить-поживать, да ответа ожидать…
Через месяц меня вызвали к отрядной секретарше-делопроизводительнице и вручили компьютерную распечатку. «Риджину» требовалось дополнительное время, еще 30 дней: «Настоящим письмом уведомляем, что ответ вы будете иметь до такого-то числа».
За день до «дэдлайна»[695], во время пятичасового «мейлколла»[696] я получил толстенький конверт из Филадельфии.
Казнить, нельзя помиловать! То есть в просьбе отказать: «Кровь из носа не течет, боли нет – показаний для осмотра специалистом тоже!»
That`s it![697]
Опечалился Лева, вновь пошел он к синему морю. Снова стал он кликать канцлера Робсона. Неспокойно синее море…
– Trakhtenberg, ты меня достал! Ты что, не понимаешь, что своими жалобами ты ничего не добьешься? Не понимаешь? Ты хочешь писать в Вашингтон? Я тебя правильно расслышал? ОК. Я дам тебе ВР-11. Но учти, Трахтенберг, выше прыгать некуда! Ты беспокоишь людей и отрываешь всех нас от работы своими идиотскими проблемами… Все, мы начинаем вести себя точно так же! На каждое действие есть противодействие! Пойдем наверх, посмотрим, что у тебя делается в шкафу. Контрабанда есть? – закончил Робсон, вылезая из-за стола и направляясь ко мне в триста пятнадцатую.
Я, как ослик Иа, понуро побрел за ним, вспоминая на ходу, спрятал ли я лезвие, которым я накануне нарезал контрабандный лук и болгарский перец, а также элегично рассуждая, насколько обрадуются мои сокамерники неожиданному визиту урядника.
С помощью частых внеплановых обысков и придирок «не по делу», приводящих к получению «тикета»[698], администрация зоны боролась с возмутителями спокойствия.
Рука мыла руку – тюремщики всех уровней покрывали друг друга и заодно показывали жалобщикам, кто в доме хозяин. Я это понял очень хорошо, когда поначалу пошел искать управы на Робсона к начальнику отряда. Из-за того, что тот конфисковал сохнувшую после дождя мою оранжевую куртяшку-очаровашку.
На редкость наивный и недальновидный поступок: в тот день мой несчастный «локер» обыскали три (!!!) раза!
У меня задергалось веко и появилось сомнение – не пора ли засунуть язык в одно место? Самое смешное, что все четыре раза меня шмонал главный герой моих жалоб.
«Жаловаться? Что, самоварники, аршинники, жаловаться? Архиплуты, протобестии, надувалы мирские! Жаловаться? Что, много взяли? Вот, думают, так в тюрьму его и засадят! Семь чертей и одна ведьма вам в зубы!» – возмущался Антон Антонович Сквозник-Дмухановский[699]…
Аллюзии о сходстве между Городничим и Робсоном возникали у меня постоянно…
«Here is your fucking BP-11»[700], – вторил гоголевскому герою раздраженный моим тупоумием истеричный столоначальник, доставая из шкафчика номерной бланк розового цвета. Мою последнюю возможность повлиять на антигуманное решение тюремного лепилы, «вордена»[701] и «региона».
…Поскольку злобный канцлер спешил домой, то шмон «на скорую руку» особой запрещенки не выявил. Так, мелочи жизни: пара лишних тишорток и второе одеяльце, которым я выравнивал провисшую шконку.
Nothing major[702], слава богу!
Тем не менее последний эпизод с обыском меня несколько отрезвил.
Нервы были на пределе. Я прекрасно понимал, что при желании администрация могла придраться к чему угодно. А желание у нее было.
Особенно после начала публикации в газетах и в Интернете моих тюремных хроник.
Неравное противостояние априори.
Поэтому умненький-благоразумненький з/к № 24972-050 очистил свой железный шифоньер от всего, что хоть отдаленно попахивало «контрабандой». Чтобы все стало архикошерно, включая «базар» и расписание дня.
Минута опоздания в новых условиях приравнивалась к провалу всей операции.
Не особенно надеясь на победу над глумливой Гидрой, я собрался с мыслями и подготовил очередной бюрократическо-апелляционный шедевр. Обращение «Ви-Пи-Илэвен», депешу в Центральный офис Федерального бюро по тюрьмам, в город Вашингтон, округ Колумбия.
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!