Непредвиденные встречи - Василий Головачев

Наумов с трудом выдержал прямой выпад синего взгляда.

— Прежде чем ответить, разрешите задать, в свою очередь, несколько вопросов. Как давно вы… не живете с Сергеем?

Она удивилась, прикусила губу.

— Неужели это необходимо для лечения?

— Да, — твердо ответил он.

— Я не живу с Сергеем почти два года.

— И вы…

— Я люблю его.

Сказано это было просто и естественно, Наумов не мог не поверить, но любовь — и полтора года друг без друга?..

— В чем причина ссоры?

— Он спортсмен.

Заметив удивление в глазах Наумова, она заторопилась:

— Он спортсмен во всем: в работе, в увлечении… в жизни вообще. Он ни в чем не хотел быть вторым, и в семье тоже. Правда, сейчас мне кажется, что он был прав.

— Понятно. И вы не встречались с ним… потом?

— Встречались. Потом он ушел к Юпитеру искать утраченную мужскую гордость. — В голосе женщины прозвучала горечь. — Он сильный человек, но… еще мальчик… Послушайте, ну это же не важно, в конце концов! Мы были нужны друг другу, независимо от… и я люблю его, разве этого мало? И хочу знать, он будет жить? Именно таким, каким я его знаю?

Наумов невольно посмотрел на виом, но тот уже погас: программа процедур закончилась.

— Знаете, Лида, положение осложнилось. Изотов и Пановский попали не под простой лучевой удар, а под удар информационный. Ну, вы, наверное, слышали об открытии цивилизации на Юпитере. Так вот, юпитериане послали в космос мощный импульс, содержащий некую закодированную информацию, и, оказавшись на пути луча, космонавты “поймали” импульс на себя, в результате чего информация “записалась” у них в мозгу почти на всех уровнях памяти. Мозг теперь заблокирован чужеродной информацией, и разблокировать его мы… в общем, пока не в состоянии.

— Но ведь вылечивается же синдром “денежного мешка” — болезнь мозга от переизбытка информации.

— Это абсолютно другой случай, так сказать, “космический синдром”, шок от переизбытка сверхинформации, причем закодированной неизвестным образом. И тут есть еще одна сложность… — Наумов помолчал, обдумывая, как бы смягчить объяснение, но не придумал. — Сложность в том, что мы еще не разобрались, какие центры и уровни памяти “забиты” ненужным знанием. Может случиться, что в результате операции сотрутся те виды памяти, которые заведуют механизмом памяти наследственной, то есть сотрется “я” Сергея Изотова, это страшнее смерти.

— Что может быть страшнее смерти? — покачала головой Лидия. — Только сама смерть…

“Она права, — подумал Наумов. — Но что я могу сказать ей в ответ?” Кто–то заметил: “Если не знаешь, что сказать, говори правду”. Иногда жестокость — единственное выражение доброты.

— Извините, что я так сразу… Все может закончиться хорошо. Мы будем бороться, это я вам обещаю.

— Спасибо. — Лидия встала, вызывающе–виноватым взглядом отвечая на взгляд Наумова. Юбка при движении распахнулась, открыв красивые стройные ноги. — Я верю, что вы спасете его.

Попрощалась и ушла.

“Его”!.. Эгоизм в самом чистом виде! О товарище мужа она даже не вспомнила, все заслонил любимый… Самый слепой из эгоизмов — эгоизм любви! Черт возьми, мне–то от этого не легче! Лгать другим мы разучились, зато продолжаем лгать себе, испытывая при этом величайшее наслаждение. Как врач, специалист, я не верю в их исцеление, но как человек надеюсь. А многое ли сделаешь, имея надежду и не имея уверенности? Обещание бороться за их жизни — не гарантия успеха…”

— Нас вызывает Петербург, — подошел Старченко. — Экспертный отдел академии.

Наумов кивнул, задумавшись. Красные огни индикаторов на пульте казались ему шипами, вонзающимися в незащищенное тело.

Южный циклон принес на Симушир туман и теплый дождь, продолжавшийся с перерывами три часа.

Наумов соединился с бюро погоды Южно—Сахалинска, и ему объяснили, что циклон пропущен на материк по глобальным соображениям Тихоокеанского центра изменения погоды.

— Потерпите еще часа три, — виновато сказал диспетчер, юный до неприличия. — Мы понимаем: мед центр и все такое прочее, но…

— Это не прочее, — сдерживаясь, перебил его Наумов. — Это здоровье пациентов, в медцентре их тысяча двести тридцать, и всякое изменение погоды в зоне Симушира несет им дополнительную, и причем отрицательную, нервную нагрузку! Понимаете?

Диспетчер покраснел, не зная, что ответить. Наумов понимал, что тот не виноват, но оставлять это дело без внимания не хотел.

— Предупредили бы. Мы бы спланировали микроклимат. Дайте телекс главного синоптика, я поговорю с ним.

После разговора с главным конструктором погоды главврач несколько минут прохаживался по кабинету, поглядывая сквозь прозрачную стену на плотное покрывало тумана, скрывшее под собой бухту Броутона в виде полумесяца, пролив Дианы, сопки на северной оконечности острова. Лишь строгий конус вулкана Прево плавал над туманом, словно в невесомости, подчеркивая тишину и покой.

Симуширский центр нервных заболеваний представлял собой комплекс ажурных ветвящихся башен, собранных из отдельных блоков лечебных и процедурных палат. Он был построен десять лет назад на гребне кальдеры бывшего вулкана Уратман, образовавшего бухту Броутона, когда люди научились не только предсказывать землетрясения и вулканические извержения, но и управлять ими. С тех пор Симушир, имеющий на языке айнов еще одно название — Шаншири, что значит “гремящая, содрогающаяся земля”, перестал будить Курилы эхом вулканических взрывов и превратился в заповедную зону медцентра.

Каждая палата клиники смотрела стенами на четыре стороны света и купалась в чистом морском воздухе. Кабинет главного врача венчал одну из башен и ничем не отличался от других блоков, кроме внутреннего инженерно–медицинского обеспечения.

Наумов вспомнил лицо диспетчера погоды и поморщился. Чувство неудовлетворенности не проходило, однако рабочий день только начинался, и в причинах хандры разобраться было некогда. Он сел за стол и вызвал по видеоселектору заведующих отделениями…

В четырнадцать часов дня кабинет быстро заполнился светилами медицины Земли и представителями Академии наук, причем “живых” людей было от силы пять–шесть человек, большинство присутствовало через виомы, хотя по внешнему виду невозможно было отличить “призрак” от реального человека.

Несколько минут ушло на знакомство, потом Старченко стоя сообщил всем о состоянии космонавтов. Глядя на его уверенное красивое лицо, Наумов подумал, что знает своего заместителя совсем плохо, только с внешней стороны. Странное дело: работают бок о бок полтора года, а друзьями не стали, правда, и врагами тоже… Откуда эта молчаливая договоренность не переступать рамки служебных отношений? Не потому ли, что оба представляют разные полюса характеров?..

Первым вопрос задал академик Зимин, научный директор Ю-станции “Корона-2”, непосредственный руководитель пострадавших от излучения ученых. К удивлению Наумова, Зимин прибыл на Землю и явился в медцентр материально, а не визуально, и этот не совсем обычный поступок имел для главврача некий тревожный смысл.