Шелковый путь. Дорога тканей, рабов, идей и религий - Питер Франкопан

Опасения Ирака было не трудно понять, особенно когда кредитные гарантии, обещанные Вашингтоном, были внезапно отменены в июле 1990 года после того, как попытки Белого дома направить финансовую поддержку в Багдад были сорваны Конгрессом. Хуже того, в дополнение к отказу в финансировании в размере 700 миллионов долларов были введены санкции в качестве наказания за последнее применение Ираком отравляющего газа. С точки зрения Саддама, история повторялась: США обещают одно, а потом делают другое, и делают они это исподтишка[2029].

К этому времени иракские силы собирались на юге страны. «Это не наше дело», – сказал американский посол в Багдаде, Эйприл Гласпи, когда она встретилась с Саддамом Хусейном 25 июля 1990 года. В документе, который называют одним из самых животрепещущих документов конца XX века, представлена стенограмма встречи посла США с иракским лидером, из которой становится ясно: Гласпи рассказала Саддаму, что получила «прямые указания от президента Буша улучшить наши отношения с Ираком», с восхищением отмечая «чрезвычайные усилия Саддама по восстановлению страны». Наконец, сказала Гласпи иракскому лидеру: «Мы знаем, что нужны средства».

Ирак переживает трудные времена, признал Саддам, который был «радушным, разумным» во время встречи, которая «прошла в теплой атмосфере», как гласил отдельный меморандумом, опубликованный впоследствии[2030]. Угловое бурение газовых скважин, давние пограничные споры и снижение цен на нефть – все это представляет проблемы для экономики, сказал он, так как там образовалось огромное количество долгов за время войны с Ираном. Он отметил, что есть одно потенциальное решение – взятие под свой контроль водного пути в Шатт-эль-Араб, области, в которой Ирак был вовлечен в длительный спор с Кувейтом. Это помогло бы решить некоторые из текущих проблем. «Что Соединенные Штаты думают по этому поводу?» – спросил он.

«У нас нет своего мнения о ваших арабо-арабских конфликтах, таких как ваш спор с Кувейтом», – ответила посол. Она также разъяснила, что это означало: «…секретарь (государственный) Бейкер направил меня, чтобы напомнить об инструкциях, которые были в первый раз даны Ираку в 1960-х годах и в которых также сказано, что проблема Кувейта никак не связана с Америкой»[2031]. Саддам просил зеленый свет от США, и он был дан. На следующей же неделе он вторгся в Кувейт.

Последствия оказались катастрофическими. В течение следующих трех десятилетий в глобальных обсуждениях будут доминировать события в странах, относящихся к хребту Азии. Борьба за контроль и влияние в этих регионах привела к войнам, мятежам и межнациональному терроризму, и при этом открыла возможности и перспективы не только в Иране, Ираке и Афганистане, но и в поясе стран, растянувшихся по направлению к востоку от Черного моря, в Сирии, на Украине, в Казахстане, Кыргызстане, Туркменистане, Азербайджане, а также России и Китае. История мира всегда была сосредоточена на этих странах. Но как бы то ни было, во время вторжения в Кувейт все говорило в пользу появления нового Шелкового пути.

Вторжение в Кувейт в 1990 году вызвало неожиданную череду событий, которые определили ход конца XX и начала XXI века. Саддам поразил британцев тем, что он был «презентабельным молодым человеком» с «обаятельной улыбкой», который в отличие от своих коллег не был «искусственно приветлив» и «говорил без обиняков». Это был человек, с которым, по словам британского посла в Багдаде, можно иметь дело, если узнать его получше[2032]. Французы назвали его «арабским де Голлем», чье отношение к «национализму и социализму» восхищало президента Жака Ширака. Саддам был человеком, на которого США ставили в начале 1980-х годов, чтобы улучшить то, что Дональд Рамсфелд назвал «позиционированием США в регионе»[2033].

Нападение на Кувейт, как сказал Саддам Хусейн своим ближайшим советникам в декабре 1990 года, было формой самозащиты на волне скандала Ирангейт и разоблачения двурушничества со стороны США[2034]. Весь остальной мир оценивал это по-другому. После вторжения последовали экономические санкции, а ООН потребовала немедленного вывода иракских вооруженных сил. Когда Багдад просто проигнорировал увеличивающееся дипломатическое давление, для решения этого вопроса был разработан новый план. 15 января 1991 года президент Джорж Буш заявил о применении силы «в соответствии с моими обязанностями и полномочиями и в соответствии с Конституцией, как президент и главнокомандующий, согласно законам и договорам Соединенных Штатов». В первом предложении Национальной директивы – 54 было одобрено использование «воздушных, морских и сухопутных вооруженных сил США в координации с силами партнеров по коалиции».

При этом агрессия Ирака, нарушение суверенной территории Кувейта или норм международного права не были упомянуты. Вместо этого поступило заявление, которое определило внешнюю политику США на последующие тридцать лет. Президент заявил следующее: «…доступ к нефти Персидского залива и защита дружественных государств в регионе – жизненно важные задачи для безопасности США»[2035]. Вторжение Саддама Хусейна в Кувейт было прямым вызовом американской мощи и ее интересам.

Последовало немедленное честолюбивое нападение. Войска, собранные из широкого круга стран, входящих в коалицию, возглавил генерал Норман Шварцкопф, отец которого помог обеспечить дружественность Ирана во время второй мировой войны и сыграл важную роль не только в операции «Аякс», в ходе которой был свергнут Мосаддык, но и в формировании «САВАК», иранской службы разведки, которая терроризировала местное население с 1957 по 1979 год. Авиаудары союзников наносились по ключевым объектам обороны и вооружению, в то время как сухопутные войска продвигались к южной границе Ирака и Кувейта в рамках операции «Буря в пустыне». Операция была зрелищной, но короткой. Через шесть недель после ее начала, в январе 1991 года, президент Буш объявил о прекращении огня, отмечая в телевизионном обращении 28 февраля, что Кувейт освобожден, а иракская армия потерпела поражение. Военные цели были достигнуты. Кувейт снова находился в руках кувейтцев, которые сами определяли свою судьбу. Однако это не повод для эйфории и злорадства, продолжил он. «Мы должны думать о том, что будет после победы и войны»[2036].