План D накануне - Ноам Веневетинов

уже в двенадцать лет в подмастерья к трубоукладчику, который прикидывался пейзажистом, а сам занимался тем, что бурил в скалах странные, направленные на некую единую цель ходы, увязывая их весьма прихотливо не с чем-нибудь, а с самим небом. Либертарианская соборность полостей со вскрытой глоткой и небес. Днями напролёт они долбили отверстия для закладки динамита, вечером взрывали и ложились спать в мешки на узких террасах, сначала естественного происхождения, с видом на этот тварный мир, который не так давно в очередной раз отстояли у утраты, потом на глубоких, созданных ими же с таким трудом и уроном для здоровья, но всё равно открытых. Если Европа всегда была мастерской алхимика этого мира, то Иордань — осадком на перегонном кубе, а они — призмой, привлекающей и немного преломляющей свет перед очередным мытьём в проточной воде.

— Время выхода в эфир застало меня за сортировкой писем — пихаю все немецкие в ранец, а остальные расшвыриваю мысками при ходьбе (иногда много курю и расхаживаю по студии и прилегающим помещениям). Много думаю о вас, дорогие радиослушатели, как вы до такого дошли, почему позвали именно меня спасать ситуацию и каким образом именно я могу её спасти? Что ещё могу сделать или что начать делать по-другому, ведь человеческая жизнь отвечает завершённым состояниям далеко не так, как это могло бы быть на иной колее развития и рутины. Так, решено, первое, что нужно, — это изобрести машину времени, отправиться в прошлое и убить Гитлера; второе — отправиться в прошлое и передать самому себе тетради с результатами матчей; третье — добиться закрепления в космополитическом законодательстве понятия «Facade tattoo», они могут быть разные: звезда, месяц, свастика, глаз, крест, подъёмный кран, вагонетка, что-то, пока не заметное, не применимое, но перспективное с точки зрения текстового клише.

Зачитаю, пожалуй, вот это.

2 мая 1945 года.

И снова пишу я вам, мои дорогие. Всё время помню я ваше наставление — оправдать великое доверие своего народа, своей Родины. Палатка у меня сейчас такая (из четырнадцати плащей, а живу я один, угадайте, как так вышло?), что я свободно могу писать чернилами, и начинаю с вопроса: это было? И тут же отвечаю, не задумываясь: это было. Вы, видать, не в осведомлении, а мы уже идём победным маршем по Германии, враг бежит от нас, и скоро быть Победе. Идём через то, что называется «концентрационными зонами», выпишите себе это слово и, если кто-то спросит, было ли это письмо от меня, скажите «было» — подействует лучше контрастного душа.

Последний лагерь освобождали вместе с американцами, которые, в случае чего, под гнётом своей Конституции могут и сдрейфить подтвердить, если встанет вопрос, так уж себя зарекомендовали. Не стану приводить вам названия этого места, они довольно-таки похожи друг на друга, но если потом кто-то захочет проверить, то там ещё написано на стене «Солдат, Дахау не прости и зверю беспощадно мсти».

Я в расстрельной команде, подбиваю и ребят хоть раз попробовать, всегда без тени сожаления открываю огонь по так удобно выстроенным сотрудникам. Многих из них освобождённые заключённые убили голыми руками, а это о чём-то да говорит. Коменданты шлёпают себя сами, пока божьи каратели ещё не ворвались в кабинет. Надеюсь, это было. Вчера свиту СС, женщин, вели участвовать в погребении, я видел их на фоне коричневых стен с белыми открытыми окнами, так вот, лица их мало того, что были антиинтеллектуальны, так ещё и в глазах читался страх. Гора очков, ну трупы само собой, освобождённые выходят из ворот колонной, вот уж кто действительно после смены, на парапете между двух пропускных башен флаги и растяжки с пропагандой на польском «Эспаньолас антифашистас». Чинуши, не нюхавшие соли, стоят там в шляпах и при усах, в бежевых лоснящихся плащах, машут, бедняги внизу и сейчас все в полосатом, с винкелями, которые считывают и пытливо всматриваются им в лица только посвящённые. У четверти ноги отрезаны по колено, идут на колодках, а сзади медленно ползёт танк, весь перед затянут цепями, что ни мгновенье, снимают шапки и машут, их можно понять, да, мои дорогие? Забросали рельсы мисками, простились со знакомыми, лежащими сзади в смёрзшихся штабелях, откуда-то появились попы в хитонах и с портфелями, они уже что-то поют, кого-то соблазняют, неужто считают их окрепшими или дееспособными? а все канавы для трупов вырыты по одному стандарту, страшно сказать, фабрика до мелочей, Стикс с поднимающимися со дна круглыми пилами на шарнирных механизмах.

Молю, уловите некий контраст рутины выше и фейерверка ниже. Один лагерь соседствовал с одноимённым городом. В нём мы собрали, сколько смогли, немцев, оказавшихся, учителей, врачей, библиотекарей, парикмахеров, в основном там, конечно, остались женщины. Громко так спросили, распалённые уже сколько недель, а что ж вы не писали в Красный крест? Пепел из крематориев всё это время стоял над городом облаком, оседал на шляпы, и его никак нельзя было принять за перегоревший в Фау этанол. У меня на глазах негласно и скоропалительно, когда работающий продукт важнее исчерпывающей документации, когда готовность к изменениям важнее следования первоначальному плану, а люди и взаимодействие важнее процессов и инструментов, образовывался орден «Это было». В двух квартирах нашли табакерки и веер из человеческих костей, всех повели смотреть. Женщины сразу стали падать, явив совершенное неприятие размытой индивидуальности конечностей, не понимая, кто это — ни маскулинны, ни феминны, какие-то андрогины рейха. Солдаты толкали таких ближе, да и всех, к кучам тел, и не могу сказать, что не швыряли туда, не тыкали носами в печи, женщины рыдали уже, закрывали глаза, а им открывали насильно. Однако несколько выносили виды лагеря вполне стойко. Одна из них сама, без понуканий, вышла вперёд, двинулась, нагнулась, посмотрела, приблизив к глазам лорнет на золотой ручке, тронула носком ботинка, только собралась смешаться с прочими, как раздался выстрел, и эта тварь, нелепо взмахнув руками, очки закувыркались в воздухе, упала замертво с маслиной в положенном месте, а я бы пристроил ещё дюжину ей в пизду.

— …слоганы: «Где истинный свет, там меня нет» наносится специальной краской через трафарет на бока слонов в дикой природе; «Веди рамс чётко, херня эти чётки» на катамаранах, приписанных к десяти определённым пляжам Филиппинского моря; «Разминку перед Пасхой выполняй с опаской» электронной бегущей строкой на таких сооружениях, как Лувр, Останкинская башня, Ворота Сахары, Дом Пашкова и Бранденбургские ворота. «Создавать в картотеке мыслей мигрень — это вам не нарезаться в Блумов день» предлагается бесплатно набить любым шрифтом и стилем на любой