Еврейская сага. Книга 3. Крушение надежд - Владимир Голяховский

— Это настоящий комплимент. Я нравлюсь тебе в домашнем халате?

— Конечно, нравишься, ты какая-то особенная, домашняя…

— Особенная, потому что я рада видеть тебя. А домашняя… так это просто женская доля.

Алеша не подозревал, какие глубокие струны затронул в душе Лили: уже очень давно она затаенно ждала, чтобы он увидел в ней не сестру, а женщину.

Он прошел за ней в столовую:

— Как твоя диссертация?

— Кажется, наконец завершаю. Я так не привыкла писать большие тексты.

— А я как раз написал большой текст, детскую сказку. Мне интересно твое мнение. Прочтешь?

— Конечно, прочту. Только все-таки я должна закончить глажку, и надо уложить Лешку спать, уже поздно.

Из Лешкиной комнаты доносилась громкая мелодичная музыка. Лиля объяснила:

— Постоянно слушает своих «битлов», молодых британских музыкантов, с ума по ним сходит. Даже хочет стрижку под них делать — чтобы были длинные волосы. Но я запретила.

— Да, я знаю, все юнцы погружены в «битломанию», это такой вирус. Официально их не разрешают играть, но музыкальные пираты записывают их с эфира и распространяют.

— Вот и у него такая запись, он крутит ее сутками и дергается под музыку.

Лешка, уже тринадцатилетний парень, услышал, что пришел Алеша, вышел в коридор:

— Я не хочу спать, я лучше побуду с вами.

Но Лиле все же удалось уговорить его лечь, она выключила утюг и села рядом с ним на кровать:

— Ты спи, дай мне поговорить с Алешей.

Лешка насупился:

— Пусть Алеша сначала поговорит со мной.

Что делать? Лиля вышла в столовую:

— Не хочет засыпать, просит, чтобы ты поговорил с ним. Можешь?

— Конечно. А ты пока прочти, что я принес. «Воронье царство».

В Лешкиной комнате все стены были увешаны фотографиями битлов, вырезанными из разных заграничных журналов. Лешка сидел на своем любимом месте — на кавалерийском седле Павла. Когда-то давно Алеша сам передал ему это седло, подарок от Павла.

Лешка насуплено спросил:

— Почему ты так долго не приходил?

— Я был занят, много работал, писал стихи.

— Мы с мамой скучали по тебе.

— Я тоже скучал по вам, поэтому и пришел теперь.

Лешка посмотрел на него очень внимательно, не по-детски:

— Алеша, переезжай к нам. Зачем тебе жить одному?

Такого предложения Алеша никак не ожидал, даже растерялся:

— Спасибо, конечно, но нам будет тесно.

— Не будет. Ты поселишься в столовой.

— Почему ты об этом заговорил?

— Потому что нам грустно живется. Мама постоянно занята своей диссертацией, и она очень одинокая, все время грустит и плачет. Только ты не говори ей, что я тебе это сказал.

— Не скажу. А о предложении переселиться подумаю. Но ты пока ложись. — Алеша сел на край кровати и почитал ему несколько страниц из лежавшей рядом книги «Путешествие на „Кон-Тики“» Тура Хейердала.

Пока он беседовал с Лешкой, Лиля выключила утюг, убрала глаженое белье, но переодеваться не стала, как просил Алеша. Она сидела в столовой на диване, читала сказку и смотрела на рисунки. Ей все очень нравилось, она думала и вздыхала: уж какой Алеша талантливый человек, но одного таланта у него точно нет — он не может распознать ее чувств, не замечает, что нравится ей как мужчина, что она любит его, мечтает о нем…

Не дослушав трех страниц, Лешка уснул, и Алеша тихо выбрался из его комнаты, закрыл дверь и пошел к Лиле. Он был озадачен неожиданным предложением Лешки, оно звучало не по-детски, не как прихоть, а как хорошо продуманная мысль. Под этим впечатлением он внимательно глянул на Лилю, но решил не говорить ей, как обещал Лешке. Да и как говорить, если он сам не знал, что сказать.

Лиля сидела на краю большого глубокого дивана, освещенная сбоку настольной лампой, держала в руке листки машинописи с его сказкой. Лилина тень падала на стену.

— Заснул? — спросила она. — Дверь можно не закрывать, он спит беспробудно, его пушками не разбудишь. Я принесла тебе чай с печеньем, пей.

— Как тебе показалась сказка? — спросил Алеша, вглядываясь в нее.

Она как будто заметила этот взгляд, помолчала, потом задумчиво сказала:

— Знаешь, если бы твой учитель Корней Чуковский был жив, она бы ему понравилась. И рисунки замечательные. Мне кажется, ее мораль и образы даже больше для взрослых, чем для детей.

— Ну, что ж, ты права. Но ведь сказка Пушкина «О рыбаке и рыбке» тоже больше для взрослых, однако дети ее любят. А Чуковскому она понравилась бы, это ты тонко почувствовала.

Алеша подумал: «Вот, Лилька понимает меня лучше других, с ней всегда легко разговаривать». А она вдруг замолчала, и наступила тишина. Он тоже молчал и пристально всматривался в тень на стене — Лилино отражение. Эта тень взволновала Алешу: четко очерченные красивые губы, нежные, женские. Он перевел глаза с тени на лицо, да как это он не замечал раньше? Такой красивый профиль и особенно красивы губы.

Лиля сидела неподвижно, застыв в глубине дивана, и, казалось, будто чего-то ждала. И вдруг губы ее слегка задрожали, она тихо заплакала. Да, это ему не показалось, так и было. Лиле передалось его волнение, и женским чутьем она поняла: волнение Алеши было отражением того, что он впервые увидел в ней женщину, в нем пробудилась мужская страсть. Это было то, чего она так долго ждала, о чем мечтала. И заплакала она от бури эмоций, под наплывом страсти. Что он сделает теперь? Ее троюродный брат, и он же единственный по-настоящему желанный мужчина. В отдаленных тайниках ее сознания было готов ответ: если он проявит инициативу — она отдастся ему. Неужели сейчас?

Все еще нерешительно, он подошел к ней сзади и склонился к ее голове, она не повернулась к нему, застыла. Ее волосы щекотали его лицо, и он ясно понял: она ждала того, чего им обоим теперь хотелось. Но их мучительно сдерживало то общее, что было в их жизни. Теперь, когда он почти касался лицом ее лица, об этом уже нельзя было раздумывать, надо решать: или он ее поцелует, и она не рассердится, или… Он положил руки ей плечи, мягко повернул ее голову к себе. Глаза закрыты, на ресницах застыли слезы, голова слегка запрокинута, никакой попытки сопротивления. И Алеша нежно прижался губами к ее губам…

Он почувствовал, с какой охотой она ловила губами его губы, еще и еще, как шевелился ее язык, она водил им по его губам, по его зубам. Ей было так сладко и длилось это так долго, что она ослабела от страсти и откинулась на диван. Тогда он прижался к ней и лег на нее. Они ничего не говорили, понимая, что единственное и невероятное открылось обоим, они хотели друг друга.

Алеша погасил боковую лампу, в темноте расстегнул ее халат и провел руку под ее спину. Под халатом было только нижнее белье. Так странно было, что он держит в руках тело Лили, своей сестренки! Она подалась ему навстречу, предлагая всю себя. Он расстегнул бюстгальтер и гладил ее груди, она дышала все чаще. Теперь он прижался к ее животу и водил рукой по бедрам. Лиля закинула руки за голову, он снял с нее белье. Ему оставалось только проникнуть в нее, но он еще медлил, прижавшись своим возбужденным мужским началом к ее горячему, мягкому и влажному женскому. Она тихо застонала, развела ноги: