Ахульго - Шапи Казиев

– Ну что? Как? – спрашивали Юнуса мюриды, но он не отвечал, спеша сначала сообщить все Шамилю.

Имам и его окружение встретили Юнуса у мечети.

– Сын остался с Джамалом, – поспешил успокоить Шамиля Юнус.

– Слава Аллаху, – сказал Шамиль. Он хотел расспросить о сыне поподробнее, но это могло подождать, судьба Ахульго была важнее.

– Что сказал генерал? – спросил дядя Шамиля Бартихан.

– Говорит, что согласен на мир, но хочет говорить с имамом, – сообщил Юнус.

– О чем? – негодовал Шамиль.

– Я отдал сына, пусть уводит войска.

– У них не как у нас, – объяснял Юнус.

– Слишком много начальников. Говорят, надо все обсудить, чтобы царь потом не гневался. Хотят сначала с тобой встретиться.

– Где будет встреча?

– Я сказал, пусть приходят к нам, с любой охраной, но они предлагают встретиться у Ашильтинки.

– Юнус показал предполагаемое место встречи – у огромного обломка скалы, лежавшего у речки неподалеку от Ахульго.

– Вон там.

– Может, так и лучше, – сказал Ахбердилав.

– Пусть не знают, что у нас осталось мало людей.

– Граббе придет сам? – спросил Омар-хаджи.

– Нет, сначала пришлет другого генерала, Пулло, своего первого помощника, – ответил Юнус.

– Может, и мне послать помощника? – разочарованно сказал Шамиль.

– Они будут разговаривать только с тобой, – сказал Юнус.

– Надо идти, – настаивал Бартихан.

– У нас нет другого выхода.

– Вы же слышали, у них слишком много начальников, – говорил Шамиль.

– Если я скажу – я сделаю, а этот Пулло может пообещать что угодно, а потом Граббе скажет, что это не его слова, и сделает, как ему выгодно.

– Сначала послушаем, что он скажет, – предлагал Бартихан.

– А там видно будет.

– Передай им, что я согласен, – сказал Шамиль, хотя и не желал говорить этого.

Отправив Юнуса с ответом, Шамиль поспешил домой, чтобы утешить жену. Патимат не переставала плакать с тех пор, как у нее отняли сына, и, только узнав, что ее Джамалуддин находится под покровительством Джамала, доброго человека, всей душой преданного Шамилю, немного успокоилась. Она просила рассказать еще и еще о том, как приняли сына, где его устроили, не обидел ли его кто. И Шамиль, скрепя сердце, отвечал, что Юнус обо всем позаботился, что Джамал у Граббе в почете, что сына принимали как важного человека и что он скоро вернется домой.

Патимат хотела во все это верить, но сердце ее леденила тревога. Джавгарат утешала ее как могла. Но только сестра Шамиля, у которой сын уже два года был в заложниках, понимала, как велико горе матери, у которой отняли сына. Чтобы хоть немного успокоить несчастную, она сказала:

– Кто знает, может быть, это его спасет? Может, мы все тут погибнем, а он останется жить?

– Что ты говоришь? – одернула ее Джавгарат, прижимая к себе младенца.

– Не дай Аллах! А Патимат… Ей ведь скоро рожать.

Но Патимат, оглушенная невыносимым горем, ничего не слышала. Она исступленно молилась, прося всевышнего сохранить ее сына. А маленькая Муслимат просила Аллаха скорее послать им ангелов, чтобы они вернули Джамалуддина и велели ее родителям не забывать о своей дочери, которая их так ждала.

К назначенному часу Шамиль отправился на переговоры в сопровождении ближайших сподвижников. Султанбек шел впереди со знаменем имама. Рядом с Шамилем шел Юнус, тут же был и Амирхан со всем необходимым, если бы пришлось писать договор. Следом шли наибы и почетные люди, среди которых были Газияв Андийский и дядя Шамиля Бартихан. Их сопровождал небольшой отряд мюридов. А позади, на Ахульго, собрались остальные. Многие из них были стариками с крашеными бородами и женщинами, переодетыми в мужское платье, которое они носили как воины, заменив павших мужчин. Были среди них и Аркадий со Стефаном, и перебежчики, вызвавшиеся на это сами.

У места встречи их ожидал Пулло, прибывший в сопровождении батальона солдат, который стоял поодаль в походном порядке. Батальонные офицеры стояли в десятке шагов от генерала под своим знаменем, а рядом с Пулло находились Милютин и переводчик Биякай. На большом камне у реки была расстелена пышная бурка, будто приглашавшая стороны к приятной беседе.

Сердце Шамиля кипело негодованием из-за того, что Граббе тянул с выполнением своих обязательств. Но, заметив, как напряглись лица его спутников при виде многочисленного эскорта Пулло, Шамиль ободряюще оглянулся на них и сказал:

– Видите, как они нас уважают! Взволнованы были и на другой стороне. Пулло в новом генеральском мундире, при всех орденах, нервно мял перчатки и всматривался в приближавшихся горцев.

– Не пристало генералу робеть перед… – Пулло старался подобрать воинский чин, равный имамскому званию у воюющих горцев.

– Перед генералом?.. Полным генералом?.. А может, маршалом? Хотя маршалов у нас нет… Однако не генералиссимусом же теперь величать Шамиля?

Милютин разглядывал приближавшегося имама, затаив дыхание. Он чувствовал, что стал участником исторического события, о котором будут потом долго вспоминать. Шамиля он узнал сразу, хотя никогда его не видел. Слишком значительным было лицо вождя горцев с его волевыми чертами и горящим взглядом и слишком заметно было уважение к имаму его свиты. Шамиль был в синей черкеске, при красивом оружии, но без всяких орденов, и только белая кисея украшала его папаху. В свои сорок с небольшим лет Шамиль выглядел еще молодо, и в нем чувствовалась необыкновенная энергия, которой хватило бы на весь штаб Граббе. Его мюриды тоже смотрели орлами, хотя даже бороды не могли скрыть их крайнего измождения. Но они не были похожи на побежденных, взывающих к милости победителя.

– Будь он русским генералом, да выдержи такую осаду, хотя бы против тех же турок, ордена бы градом посыпались, – размышлял Милютин.

– Пусть бы потом и крепость сдал, а все равно бы произвели в великие герои. Да за такое поражение и сам Граббе многое бы отдал. Впрочем, и поражения-то еще нет… А если и случится, так поважнее многих побед будет.

Граббе наблюдал за встречей в подзорную трубу, положив ее на седло своей лошади. Он тоже быстро отличил имама от остальных и говорил себе:

– Хорош, нечего сказать… Только не жди, что я уйду без тебя. Тогда это будет не победа, а капитуляция. А не дашься, так… – Граббе оглянулся на стоявшего рядом Васильчикова и приказал: – Снайпера ко мне.

Явился ждавший поодаль унтер с особым английским ружьем.