Ночные кошмары и фантастические видения - Стивен Кинг

– Понимаю, – кивнул я. И я действительно понимал егокаким-то безумным образом.

– В доме осталось немало таблеток, – продолжал он. – Линда ия во многом походили на Деммиков, Клайд, – мы действительно верили в то, чтоможно улучшить жизнь с помощью химических препаратов, и пару раз я едваудерживался от того, чтобы не проглотить две пригоршни пилюль. Я не думал осамоубийстве, просто мне хотелось присоединиться к Линде и Дэнни.Присоединиться к ним, пока еще оставалось время.

Я кивнул. То же самое подумал и я, когда три дня спустя,после того как мы с Ардис Макгилл расстались в кафе «Блонди», я нашел ее в тойдушной комнатке на чердаке с маленькой синей дыркой посреди лба. Правда, насамом деле ее убил Сэм Ландри, который сделал это, послав в ее мозг нечто вродегибкой пули. Ну конечно, это был он. В моем мире Сэм Ландри, этот усталовыглядевший человек в штанах бродяги, нес ответственность за все. Эта мысльдолжна была показаться безумной – и она такой и казалась, – но постепенно становиласьвсе разумнее.

Я обнаружил, что у меня достанет сил, чтобы повернуть своевращающееся кресло и посмотреть в окно. То, что я там увидел, нисколько неудивило меня: бульвар Сансет и все на нем замерло, словно окаменело.Автомобили, «автобусы, пешеходы – все остановилось, будто снаружи, за окном,они были частью моментального снимка „Кодака“. Да и почему нет? Его создательничуть не интересовался тем, чтобы оживить этот мир, по крайней мере в данныймомент; он был слишком втянут в водоворот собственной боли и горя. Черт возьми,я мог считать себя счастливчиком, если сам все еще дышал.

– Итак, что произошло? – спросил я. – Как ты попал сюда,Сэмми?

Можно, я буду так называть тебя? Ты не рассердишься?

– Нет, не рассержусь. Я не могу дать тебе разумный ответ натвой вопрос, потому что я и сам точно его не знаю. Я знаю одно: всякий раз,когда я думал о таблетках, я думал о тебе. И мои мысли были примерно такими:Клайд Амни никогда не поступит таким образом и будет насмехаться над теми, ктоподдастся подобной слабости. Он сочтет это «выходом для трусов».

Я счел такую точку зрения справедливой и кивнул. Длячеловека, пораженного какой-то страшной болезнью – такого, как Верной,умирающий от рака, или страдающего от неизвестно откуда взявшегося кошмарногозаболевания, что убило сына моего Создателя, – я мог бы сделать исключение. Нопринимать таблетки только потому, что тебя поразила душевная депрессия? Ну нет,это для гомиков. – И затем я подумал, – продолжал Ландри, – но ведь это тотсамый Клайд Амни, которого создало мое воображение, его не существует на свете.Впрочем, эта мысль долго не продержалась. Это болваны в нашем мире – политики иадвокаты главным образом – насмехаются над игрой воображения и полагают, чтовещь не может быть реальной, если вы не можете выкурить ее, погладить, пощупатьили лечь с ней в постель. Они придерживаются такой точки зрения, потому что уних самих воображение начисто отсутствует и они не имеют представления о егосиле. А вот я знал, что дело обстоит по-другому. Еще бы! Мне да не знать этого– ведь за счет своего воображения я последние десять лет покупал пищу иоплачивал закладные за свой дом. И в то же самое время я знал, что не смогужить в том мире, который я привык называть «реальным миром» – под этимисловами, думаю, все мы имеем в виду «единственный мир». Тогда я начал понимать,что существует единственное место, где меня могут гостеприимно принять, где ямог бы чувствовать себя как дома и стать единственным человеком, живущим в этоммире, попав туда. Место было очевидным – Лос-Анджелес, тридцатые годы. Ачеловеком этим являешься ты.

Я услышал жужжащий звук, доносящийся из устройства, но наэтот раз не повернулся.

Отчасти потому, что просто боялся.

А отчасти потому, что больше не знал, смогу ли.

Семью этажами ниже, на улице, мужчина застыл в неподвижностии, обернувшись, глядел на женщину, которая поднималась по ступенькам в автобусномер восемьсот пятьдесят, направляющийся к центру города. При этом намгновение обнажилась ее прелестная ножка, почему мужчина и смотрел на нее.Немного дальше по улице мальчик поднял над головой потрепанную бейсбольнуюперчатку, стараясь поймать мяч, застывший перед ним. И тут же, футах в шестинад мостовой, словно призрак, призванный к жизни каким-то второразряднымфакиром на карнавале, плавала в воздухе газета с опрокинутого стола ПиорииСмита. Это может показаться невероятным, но с высоты седьмого этажа я видел наней две фотографии: Гитлера над сгибом и недавно скончавшегося кубинскогодирижера под ним.

Голос Ландри доносился, казалось, откуда-то издалека.

– Сначала я полагал, это означает, что мне придется провестиостаток жизни в каком-нибудь дурдоме, думая, что я – это ты. Это мало менябеспокоило, потому что будет заперто только мое физическое начало, лишь мояплоть, понимаешь?

Затем постепенно я начал понимать, что могу добиться гораздобольшего, что, может быть, существует возможность для меня действительно..,ну.., полностью проскользнуть в тот мир. Ты знаешь, что» стало ключом?

– Да, – ответил я не оборачиваясь. Снова послышалосьжужжание, что-то в его машинке начало вращаться, и внезапно газета, на какое-товремя застывшая в воздухе, поплыла над неподвижным бульваром Сансет. Черезмомент-другой старый автомобиль «десото» рывками проехал через перекрестокСансет и Фернандо. Он наехал на мальчика с бейсбольной рукавицей, и оба –«десото» и мальчик – исчезли. А вот мяч не исчез. Он упал на мостовую,прокатился полпути к сточной канаве и снова замер.

– Неужели знаешь? – В его голосе звучало удивление.

– Да. Таким ключом стал Пиория.

– Совершенно верно, – Он засмеялся, откашлялся – и то идругое указывало на то, как он нервничает. – Я все время забываю, что ты – этоя.

Я не мог позволить себе подобной роскоши.

– Я обдумывал сюжет новой книги, но безрезультатно. Яначинал первую главу шесть раз, всякий раз по-другому, вплоть до воскресенья,пока мне не пришла в голову по-настоящему интересная мысль: Пиория Смит нелюбит тебя.

Это заставило меня повернуться.

– Чепуха!

– Я так и знал, что тыне поверишь мне, но это правда, и яподозревал это все время. Я не собираюсь снова читать лекцию по литературе,Клайд, но хочу сказать тебе кое-что о своей профессии: писать от первого лица –трудное и мудреное занятие. При этом создается впечатление, будто все, чтоизвестно автору, исходит от главного героя его произведения подобно письмам иливоенным сообщениям из какой-то отдаленной зоны боевых действий. Лишь в оченьредких случаях у писателя есть свой секрет, но здесь мне удалось найтизакавыку. Она заключалась в.