Эхо прошлого - Диана Гэблдон

однако, не в силах держать ее на весу, тут же уронил.

— Хорошо. Я поправлю ваши повязки, и через минуту мы вас напоим, — сказала я.

— Было бы неплохо, — пробормотал он и прищурился, чтобы солнце не светило в глаза.

Конец плохо затянутой повязки скрутился, словно змеиный язык, и задубел от засохшей крови, а сама повязка лежала криво. Пропитанная льняным маслом и терпентином, она была влажной и розовой от крови и лимфы. И все же придется использовать ее повторно.

— Как вас зовут?

— Уолтер. Уолтер… Вудкок, — ответил он, не открывая глаз и часто, поверхностно дыша. Я дышала так же — от душного воздуха спирало в груди.

— Приятно познакомиться, Уолтер. Меня зовут Клэр Фрэзер.

— Я вас знаю, — прошептал он. — Вы женщина Рыжего великана. Он выбрался из форта?

Я отерла лицо о плечо, чтобы пот не заливал глаза, и ответила:

— Да, у него все хорошо.

Боже милосердный, пусть у него все будет хорошо!

Английский офицер, возвращаясь к дому, прошел в нескольких футах от меня. Я невольно подняла на него взгляд — и обомлела.

Высокий, стройный, широкоплечий… Я узнала его размашистую походку, его самоуверенную грацию, гордую посадку головы. Решив, что у меня галлюцинации, я ощутила дурноту и на миг закрыла глаза. А когда открыла их, то поняла, что он мне не привиделся.

— Уильям Рэнсом? — выпалила я, и он удивленно повернулся ко мне.

Голубые, с кошачьим разрезом глаза Фрэзеров прищурились против солнца.

О боже, зачем я с ним заговорила? Но и сдержаться я не могла. Мои пальцы лежали на ноге Уолтера, придерживая повязку; я ощущала его пульс, бьющийся так же неровно, как и мой.

— Мы знакомы, мадам? — спросил Уильям, кивнув в знак приветствия.

— Ну… несколько лет назад вы гостили у нас во Фрэзер-Ридже.

Услышав название, он изменился в лице и пристально посмотрел на меня.

— Верно. Я вспомнил. Вы ведь миссис Фрэзер?

Я зачарованно наблюдала, как на его лице отражаются мысли. Он не умел, подобно Джейми, скрывать их. Этот хороший, воспитанный юноша размышлял, как правильно поступить в подобной странной ситуации и — быстрый взгляд через плечо на дом — не нарушит ли он свой воинский долг.

Его плечи напряглись, но прежде, чем он успел открыть рот, я его опередила:

— Можно ли где-нибудь достать еще несколько ведер для воды? И каких-нибудь повязок?

Большинство женщин уже оторвали полоски ткани от своих нижних юбок, чтобы использовать их для перевязок. Еще немного — и мы будем полуголыми.

— Да, ведра найти можно, — медленно ответил Уильям. — А о повязках я спрошу у хирурга, который следует с отрядом.

— Нас накормят? — с надеждой спросила я.

За два последних дня я съела лишь пригоршню недозрелых ягод. Мой живот словно сжался и уже не болел от голода, но у меня случались приступы головокружения, а иной раз перед глазами мелькали мушки. Остальным приходилось не легче. Если нас не накормят и не устроят в каком-нибудь пристанище, то из-за жары и слабости некоторые умрут.

Уильям окинул взглядом поле, оценивая количество пленников.

— Наши подводы с продовольствием… — Он поджал губы, качнул головой и продолжил: — Я посмотрю, что можно сделать. К вашим услугам, мадам.

Вежливо поклонившись, он отвернулся и пошел к дороге. Я завороженно глядела ему вслед, сжимая в руке влажную повязку.

Он не пользовался пудрой, и солнце золотило его темные волосы. Голос стал ниже — ну разумеется, в последнюю нашу встречу ему было двенадцать лет.

Через час после моего разговора с лейтенантом Рэнсомом английский солдат принес четыре ведра, молча опустил их рядом со мной и ушел обратно к дороге. Еще через два часа через вытоптанное поле приплелся вспотевший санитар с двумя большими мешками повязок. Он уверенно подошел прямо ко мне, и мне стало интересно, как Уильям описал меня ему.

— Спасибо. Полагаете, нас скоро накормят? — Я взяла мешки.

Поморщившись, санитар оглядел поле. Ну еще бы — инвалиды, вероятно, будут на его попечении. Он повернулся ко мне и вежливо, хоть и очень устало, произнес:

— Навряд ли, мадам. Подводы с едой находятся в двух днях пути от нас; солдаты едят то, что несут с собой, или то, что им удается найти. Простите.

Он развернулся, чтобы уйти, но остановился и, сняв с пояса фляжку, передал ее мне.

— Чуть не забыл. Лейтенант Элсмир велел передать. — Санитар мимолетно улыбнулся, отчего стал выглядеть не таким уставшим. — Сказал, что вы выглядите разгоряченной.

— Значит, лейтенант Элсмир… Спасибо. Поблагодарите его от моего имени, если увидите. — Он уже уходил, когда я, не удержавшись, спросила: — Как вы узнали меня?

Санитар улыбнулся шире и посмотрел на мою голову.

— Лейтенант сказал, что вы кудрявая и командуете, как завзятый сержант. — Он еще раз обвел взглядом поле и покачал головой. — Будьте здоровы, мадам.

* * *

Перед закатом умерли трое мужчин. Уолтер Вудкок еще держался, но жизнь в нем едва теплилась. Мы перенесли столько больных, сколько смогли, в тень, под деревья у края поля. Я разделила тяжелораненых на небольшие группы, каждой выделила по ведру воды и двух-трех женщин или способных ходить инвалидов для ухода. Еще я определила отхожее место и постаралась отделить заразных больных от тех, кто страдал от ран или малярии. У троих, как я надеялась, была всего лишь «летняя лихорадка», еще у одного — юного колесного мастера из Нью-Джерси — я подозревала дифтерию. Я села рядом с ним и время от времени проверяла его горло и вдоволь поила. Не из своей фляжки, правда.

Уильям Рэнсом, благослови его Господь, наполнил эту фляжку бренди.

Я открыла ее и сделала маленький глоток. По чашке бренди я влила в каждое ведро с водой, но немного оставила и себе. Это не эгоизм; к худу или к добру, я взяла на себя ответственность за пленников и должна твердо стоять на ногах.

«Или сидеть. В общем, по ситуации», — подумала я и откинулась на ствол дуба. Ноги до колен болели, спина и ребра ныли при каждом вздохе, и то и дело приходилось закрывать глаза, чтобы пережить приступ головокружения. Зато меня никто не беспокоил, что было огромной редкостью в последние дни.

Солдаты на той стороне дороги разогревали свои скромные пайки, и от запаха жареного в тесте мяса мой рот наполнился слюной, а желудок сжался в голодном спазме. Ребенок миссис Уэллман лежал головой у нее на коленях и скулил от голода. Мать отрешенно гладила его по голове и неотрывно смотрела на лежащее поодаль тело мужа. У нас не было простыней или одеял, но кто-то пожертвовал платок, и мы накрыли