Великие тайны океанов. Средиземное море. Полярные моря. Флибустьерское море - Жорж Блон

Читателю, конечно, известно, как разводят руками люди, вынужденные, к своему великому сожалению, подчиняться приказу свыше.

– Барон де Пуанти сам указал размер вашей доли и поручил мне передать ее вам…

В течение всего похода Дюкас разрывался между чувством долга по отношению к своим подданным и верностью королю. В конце концов верх всегда брала последняя, несмотря на вероломство барона.

– Надо выполнять решения королевских наместников, – твердил он флибустьерам, то и дело призывавшим разнести в щепки «Скипетр». – Это куда достойней скоропалительной выходки, продиктованной обидой и отчаянием.

После беседы с главным казначеем губернатор Санто-Доминго понял, что бессилен предупредить бунт в Картахене. Он сел на корабль и самолично начал объезжать свою эскадру, храбро внося на борт каждого судна дымящуюся «бомбу»: 135 000 ливров вместо двух миллионов. Реакция рыцарей удачи была однозначной:

– Вперед, на «Скипетр»! Через четверть часа дело будет улажено.

– Если вы нападете на королевское судно, последствия будут самыми тяжкими! – взывал Дюкас.

В ответ неслись вопли:

– Барон де Пуанти повел себя не как королевский генерал, а как презренный вор!

– Он нарушил слово!

Значение данного слова огромно в любом примитивном обществе или группе; слово приобретает особую важность и необходимость постольку, поскольку писаных законов там нет либо их мало знают, игнорируют или презирают. Изменить своему слову было для этих профессионалов грабежа и убийства непростительной подлостью, так что их желание кинуться на «Скипетр» было вполне естественным. Экипажу флагмана королевской флотилии, да и самому барону крупно повезло, что на каком-то из флибустьерских судов – на каком именно, я не знаю, название не фигурирует в хронике – чей-то могучий бас перекрыл весь остальной шум:

– Братья! Напрасно мы взъелись на эту собаку Пуанти! Он оставил нашу долю в Картахене! Вперед – в городе нас ждет добыча!

Всякая толпа – это жидкая масса в состоянии неустойчивого равновесия. Порой достаточно одного крика, жеста или появления чьего-либо лица, чтобы она превратилась в неудержимый поток. Для пиратов, сбившихся в кучу на палубе, призыв наверстать свое в Картахене прозвучал как трубный глас. Он разом пробудил сжигавшее их тайное желание кинуться очертя голову туда, где их ждет богатство, выпивка и женщины. Весть искрой мгновенно облетела флибустьерскую эскадру. Пуанти был забыт, спасен – хотя в тот момент кичливый барон не удержался от выговора Дюкасу: почему губернатор не открыл огонь из пушек по взбунтовавшимся подчиненным! Флибустьеры попрыгали в шлюпки и, бешено работая веслами, помчались назад к Картахене.

Дюкас, не дожидаясь конца событий, снялся с якоря и поплыл на своем «Поншартрене» к Санто-Доминго. А Пуанти во главе эскадры прошел горловину бухты и, взорвав форт Бокачико, в котором он раньше думал оставить гарнизон, взял курс в открытое море. Для барона Картахена была уже выжатым лимоном.

Тяжелые капли дождя рябили воду лагуны. Жители Картахены, поднявшись на опустевшие укрепления, смотрели с нескрываемым страхом, как от флибустьерских кораблей отделились шлюпки и двинулись назад – хищные черные рыбины на серой воде. Зло, которое, казалось, уже пронесло мимо, теперь неотвратимо надвигалось на город и от этого казалось еще страшнее.

Флибустьеры вспрыгивали на дощатый причал, из лодок им подавали ружья и сабли. Это отмело последнюю теплившуюся надежду. Что оставалось теперь? Забиться в дома и молиться, чтобы Бог отвел от них худшее. Четверть часа спустя кулаки замолотили в запертые двери.

Первый сюрприз: пираты заходили в дома, но ничего не забирали, никого не убивали и не насиловали. Довольно беззлобно, часто с прибаутками, они выводили мужчин на улицу и приказывали идти к городскому собору. Туда на площадь стекались люди со всех сторон.

В корректности обращения сказался авторитет Дюкаса: перед самым отплытием он успел послать к флибустьерам офицера с наказом не совершать преступлений и не проливать невинной крови, обещав им (в который раз!), что «король поступит с ними по справедливости, буде они окажутся достойными милости его величества». Пираты уважали своего губернатора, и поэтому вместо грабежей и бесчинств они провели в беззащитной Картахене операцию, которую в современных терминах можно вполне обозначить как полицейскую облаву.

Когда мужчины были собраны в церкви, флибустьеры направили к ним депутатов, сообщивших картахенцам, что от них требовалось. Отец иезуит Пьер-Франсуа-Ксавье де Шарлевуа в своей «Истории испанского острова, или Санто-Доминго» изложил этот ультиматум в выражениях, настолько созвучных веку Людовика XIV, что я не могу отказать себе в удовольствии процитировать его:

«Нам ведомо, что вы нас полагаете существами без чести и веры и называете чаще диаволами, чем людьми. Оскорбительные слова, кои вы употребляете при всяком случае по нашему поводу, а также ваш отказ впустить нас в форт Бокачико и обсуждать с нами сдачу города, вполне доказывают ваши чувства. Но вот мы прибыли во всеоружии и готовы отомстить за себя, если пожелаем, и вы ожидаете самого жестокого возмездия, сколь можно понять по вашим бледным лицам. Но мы разочаруем вас и докажем, что мерзкие звания, коими вы нас награждали, относятся вовсе не к нам, а к генералу, под чьим началом вы нас видели в сражении. Сей генерал коварно обманул нас, ибо, будучи обязан лишь нашему усердию при взятии этого города, отказался, вопреки своему слову, разделить с нами плоды виктории и тем самым принудил нас нанести вам визит вторично. Мы сожалеем об этом случае. Однако даем вам слово, что удалимся, не причинив вам ни малейшего беспорядка, как только вы соберете выкуп в пять миллионов пиастров. А ежели вам угодно будет не принять столь разумное предложение, то пеняйте на себя, ибо нет такой беды, от которой вы будете избавлены. Можете посылать любые самые страшные проклятия генералу де Пуанти».

Конечно, флибустьеры выражались куда короче и менее цветисто, нежели ученый рассказчик, но их слова были предельно понятны слушателям. Среди последних нашлись люди, наделенные здравым умом. Один священник поднялся на кафедру и произнес проповедь на вечную тему о том, что жизнь дороже денег. Паства тут же порешила отправить ходоков по домам для сбора денег.

– Внесите что можете в счет пяти миллионов за освобождение!

Результат вышел весьма посредственный – явно потому, что до тех пор флибустьеры вели себя в Картахене корректно вопреки своей грозной репутации. Им вручили собранное:

– Господа, поверьте, это все, что у нас осталось! Ни у кого за душой нет и ломаного гроша!

Подобные речи не однажды доводилось слышать поколениям флибустьеров, и всякий раз они побуждали их проявлять дар убеждения. Так вышло и на сей раз. И хотя «многие авантюристы выказали жестокость», число подвергнутых дознанию жителей оказалось куда меньше, чем в эпоху Моргана и Олоне, а хитрость часто заменяла варварство. Скажем, нескольких знатных горожан уводили из собора, после чего неподалеку раздавался ружейный залп; флибустьеры возвращались в храм со свирепым видом: