«Птицы», «Не позже полуночи» и другие истории - Дафна дю Морье

что лет пять назад вас часто видели с Джоном — как бишь его фамилия… он еще бросил жену, а потом уехал в Австралию. Так или иначе, вы очень правильно поступили, когда вычеркнули его из своей жизни. Говорят, он сломался, дошел до ручки — ни семьи, ни работы, пьет как сапожник. Вот такие непотребства я и хочу пресечь раз навсегда и надеюсь заручиться вашей поддержкой. Вместе, моя дорогая, мы будем практически непобедимы. Ну как? Что скажете?

— Подписываюсь под каждым вашим словом, — произнесла она, глядя ему прямо в глаза.

Он одобрительно похлопал ее по руке.

— Значит, договорились? Партнеры, а? — Он с трудом сдерживал улыбку. — Теперь о тех, кто занят в спектакле, — продолжал он, прокашлявшись. — Вроде бы все роли распределены, кроме второй из двух главных мужских. У вас есть кто-нибудь на примете?

Она принялась рассеянно полировать ногти.

— Вы знаете Бобби Карсона? Он играет моего брата в нынешнем спектакле. Милый мальчик, и актер вполне приличный. За большими гонорарами не гонится.

— Хм. Тут «прилично» играть маловато. Роль весьма и весьма эмоциональная. Второй акт, вы помните, почти полностью держится на нем. А на гонорарах я не экономлю. Лично я вижу в этой роли Мартина Уилтона — молодой актер, о нем сейчас все шумят. Знаете его?

— Нет. — Она повернулась к своему гримировальному столику, чуть сдвинув брови, впрочем, почти неприметно.

— Он на следующей неделе доигрывает последние спектакли по контракту, так что сейчас самое время его перехватить. Сходите посмотрите его — у них в пятницу дневное представление. Прирожденный талант, давненько я такого не встречал. При этом совсем молодой, неиспорченный. Не догадывается, до чего хорош. В любом случае составьте о нем мнение. Для начала можно пригласить его на пробу.

— Да-да, разумеется. — Об этом самом Мартине Уилтоне ей уже все уши прожужжали: публика с ума сходит, критики расхваливают так, что тошно делается. — Тогда до пятницы, — улыбнулась она. — Предвкушаю удовольствие! Жду не дождусь!

Через несколько минут Хейнс уже сидел в такси; на губах у него играла довольная улыбка. Он был уверен, что произвел сильное впечатление. Хотя чему тут удивляться? В конце концов он богат, не глуп, да и не стар — до шестидесяти еще далеко. Вряд ли ей доводилось иметь дело с людьми такого веса. Спору нет, ее муж был человек незаурядный, но жить с драматургом наверняка скука смертная: вечно с головой в своей работе, а жена не более чем персонаж в очередной пьесе. Разве подобный тип способен сделать женщину счастливой? Хоть умер вовремя, и на том спасибо.

Наверно, одиноко ей теперь, бедняжке. Молва не связывала ее ни с кем — с тех самых пор, как тот недотепа отчалил в Австралию. Впрочем, и в той истории было больше злобных наветов, чем правды. Главное — она целиком и полностью разделяет его взгляды на обновление театра, это факт. Поход за чистоту нравов — какой блестящий план! А если его начинание поддержит влиятельная столичная газета, то оно произведет фурор. Пол Хейнс войдет в историю как исполин, очистивший английскую сцену от скверны. И поможет ему в этом Мэри Фабиан. Ее красота и его мозги — беспроигрышная комбинация. По его прикидке, ей сейчас уже порядком за тридцать, у нее подрастает дочь. Конечно, эта дамочка не всякому по зубам. Но какая фигура! Надеть бы на нее бриллиантовое колье, а кое-что из одежды снять… Он предвкушал удовольствие от новой пьесы — по многим причинам.

Оставшись наконец одна в своей гримерке, Мэри Фабиан помянула посетителя недобрым словом: продержать ее столько времени после спектакля! И хоть бы извинился. Ужасный человек! Сидел как приклеенный, порол какую-то чудовищную ахинею про свои добродетельные ревю, а сам пялился на нее и облизывался, как будто она филе в мясной лавке.

— Скажите мистеру Карсону, что я освободилась, — велела она костюмерше.

Было уже за полночь, а ей даже не удалось поужинать! Поспешно скинув с себя сценический костюм, она принялась зачесывать волосы за уши.

— Бобби! — позвала она через стенку. — Бобби, радость моя!

В пятницу она высидела до конца дневной спектакль, и все это время у нее с лица не сходило каменное, непроницаемое выражение. К счастью, Пола Хейнса срочно вызвали в Манчестер, иначе она бы не вынесла его восторгов по ходу действия, жадного внимания к тому, что происходит на сцене. Она поплотнее укуталась в меховое манто, буквально зарылась в него, словно стремясь укрыться от посторонних глаз.

Этот актер, Мартин Уилтон, и впрямь оказался хорош. Слишком, непростительно хорош. Личность! На голову выше всех остальных. И такое живое лицо, рыжевато-каштановые волосы… Не совсем ее тип, но суть не в этом. Никакое мужское обаяние тут не поможет: в свой спектакль она его не допустит. Ни под каким видом. Слишком рискованно. Дать ему роль в новой постановке — все равно что подписать себе смертный приговор: он же всех затмит. Она сама неизбежно уйдет на второй план, ее просто никто не заметит.

Она и без того переживала не самый простой этап в своей карьере. Один неверный шаг, малейшая оплошность — и публика переключит внимание на других. Пойдут разговоры, что она повторяется, как старая заезженная пластинка, и, похоже, исчерпала себя. Нет, мальчишка не в меру хорош. Она живо представила себе вечер премьеры — как он сорвет главные аплодисменты. На поклонах она будет скромненько стоять в глубине сцены, понимая свое место, и с улыбкой посылать его вперед, к рампе. А наутро газеты будут наперебой петь ему дифирамбы: «Главным открытием премьеры стал мистер Мартин Уилтон». И так далее, и так далее.

Надо срочно что-то придумать. Любой ценой не дать ему получить эту роль. Но как? Задача нелегкая. Действовать нужно осмотрительно.

После спектакля она послала Мартину Уилтону короткую записку:

«Вы играли изумительно. Выше всяких похвал. Я хотела бы пригласить Вас поучаствовать вместе со мной в новом спектакле. Пьесу пришлю — прочтите ее сегодня же. Там есть для Вас отменная роль. Простите, что не зашла поздравить. Очень спешу».

Ей не хотелось сразу встречаться с ним лицом к лицу: он скорее всего лопается от самодовольства, а видеть это было бы невыносимо. Она села в машину и поехала домой, ломая голову, как бы поаккуратней от него избавиться.

Утром, перед первой репетицией, на которую был приглашен Мартин Уилтон, она получила телеграмму от Хейнса: «Задерживаюсь Манчестере вынужден пропустить репетицию решение отн Уилтона ваших руках».

Предвкушая победу, она скомкала в руке телеграмму