Счастливо оставаться! - Татьяна Булатова

Истукан не знал, что ответить, но повторить главный тезис дня почему-то не решился. Ольга прошла в миллиметре от Вовкиного плеча, презрительно поджав губы.

– Ты куда? – робко полюбопытствовал братец.

– Вещи собирать. Не голая же я уйду.

Вова потупил взор и безнадежно, почти шепотом молвил вслед сестре:

– А я?

– А «я» – последняя буква алфавита, – с гордым вызовом бросила Оля и направилась к дому.

– Не ходи… Там мама…

– Ой, как страшно! – пропела плутовка и показала Вовке язык.

– А… мама… тебя… убьет…

– Нет, Вова, меня убить нельзя. Я, по-твоему, кто? Оля? Оля Звягина?

Вовка старательно затряс головой, отчего та произвела какие-то странные колебания. Внешне их траектория напоминала одновременное движение на участках «вперед-назад», «влево-вправо». Ольга надменно посмотрела на младшего брата и зловеще захохотала. В этот момент она себе нравилась безумно, и неважно, что звуки, ею издаваемые, весьма и весьма напоминали радиопостановку гоголевского «Вия». От неожиданности Вова вздрогнул и робко предложил свой вариант ответа:

– Принцесса?

Оля презрительно посмотрела на обделенного фантазией брата и вновь исторгла из себя роковой хохот. Дыхания в этот раз не хватило, поэтому последнее «ха-ха-ха» она вымученно просипела запершившим горлом.

– Сам ты принцесса, Вовка!

– Ты ж сама говорила, – возмутился мальчик. – Заколдованная принцесса… Не родная… Трифон на тебе жениться хочет…

– Дурак ты, Вова. Неужели не видишь?

Ольга сгорбила плечи, низко опустила голову, а потом резко вскинула ее, наступая прямо на брата. Зрелище это потрясло бы любого, кто мог его созерцать: скошенные к переносице глаза, выдвинутая вперед челюсть, свесившийся набок язык, на котором пузырилась слюна, и утробное завывание.

– Ну что-о-о? – леденящим душу голосом завыла Оля. – Тепе-е-ерь уз-на-а-ал?!

– Ве-е-едьма?! – заикаясь, выдавил из себя Вова и побледнел, но произведенного эффекта талантливой актрисе было явно маловато.

– Па-а-сма-а-а-три-и-и на ме-ня-а-а! – продолжала завывать Оля, выдувая изо рта пузыри и мелко потряхивая косматой, полной травы большой головой. – Узна-а-а-ал?

– Ведьма! – что есть сил заорал Вовка и немедленно приступил к необходимой обороне.

Сестренка решила дожать и сделала два нетвердых шага вперед под зловещее завывание. Вовино сердце затарахтело в животе, коленки подогнулись, и на нетвердых ногах мальчик, совершив поворот «кругом», помчался к дому зигзагообразными перебежками, словно под трассирующими пулями. Преодолев ровно половину пути, Вовка обернулся и встал как вкопанный. Ольга, увидев замешательство брата, подняла руки, выгнув крючком пальцы, и с наслаждением завыла:

– И-ди-и-и сюда-а-а!

Не тут-то было. Вовик стремительно увеличивал расстояние, покрывая его гигантскими прыжками:

– Ма-ама, – наконец-то завопил он. – Ма-а-амочка!

Оля решила не дожидаться появления Ираиды и стремглав бросилась в сторону калитки, понимая, что в этот раз мать точно выполнит свое обещание. Улица была заманчиво пустынна, дорога свободна, а там – будь что будет.

Ноги сами вынесли девочку к убежищу – впереди замаячил бабушкин дом. Ольга остановилась, перевела дух и медленно двинулась в его сторону. Калитка была открыта, во дворе – пусто, только на скамеечке, врытой дедом, опустив голову, сидела женщина. Оля смело направилась в ее сторону – это была Марья Косых. Та, поправив платок, положила скрюченные артритом руки на колени и приветливо спросила:

– Пришла? Давно тебя жду…

Девочка остановилась, не решаясь пройти мимо поселковой, как она думала, ведьмы.

– Вчера ждала, – устало проговорила Марья Косых. – Что-то, думаю, девочка моя не идет…

От вкрадчивого голоса старухи по Ольгиному телу побежали мурашки.

– Ну… что встала? Иди. Не бойся. Садись вот.

Марья подвинулась, но Оля не стронулась с места. Старуха жестом обозначила той освободившееся место на скамейке. Призывно похлопала по теплому дереву рукой и строго сказала:

– Садись.

Ольга послушно присела рядом, не поворачивая головы в сторону собеседницы.

– Чего не смотришь? – проскрипела Косых. – Боишься?

Девочка опустила голову.

– Дед твой помер… Знаешь?

Ольга, насупившись, кивнула.

– Меченый он был… И ты вот меченая, – в никуда произнесла Марья и натужно вздохнула. – Пойдем, что ли, уже?

Оля послушно встала и, словно заговоренная, как автомат начала подниматься по крылечку. Марья Косых заковыляла следом, бормоча что-то себе под нос:

– Изо тела, изо бела, земля к земле, вода к воде…

Чуткое Олино ухо схватило «вода к воде», и она мысленно добавила: «У тебя на бороде».

– На бороде, говоришь, – захихикала Косых и плотно закрыла за собой дверь. – У кого, может, и на бороде, а у кого…

В полумраке комнаты подрагивал огонек лампадки, освещая неровным светом застывшее лицо покойника. Сидящие у гроба Полина Михайловна и Степан как по команде повернули головы и практически одновременно воскликнули:

– Ты сюда зачем?

Ольга остановилась как вкопанная и, молча, не отводя взгляда, уставилась на деда. В гробу покоилась огромная Зямина голова с непослушными даже теперь седыми кудрями. Лоб поблескивал, словно лакированный, широкий прежде нос заострился и приобрел какую-то восковую ноздреватость. Лиловая родинка на правой ноздре стала землистой, отчего казалось, что на носу у деда большая дыра, а губы вытянулись в две местами склеенные серые ниточки, и рот поэтому выглядел кривым. У дедова лица было скорбно-удивленное выражение: «Что со мной?»

Степан было приподнялся навстречу дочери, но тут же был водворен на место строгим взглядом бабки Косых.

– Что, дочка, узнала? – ехидно спросила девочку старуха, склонившись к самому ее уху.

Ольга молчала. Та тихонько подтолкнула ее к гробу:

– Давай, дочка, подойди, поздоровайся с дедком. Подойди – не бойся.

Степан подвинулся и взглядом показал дочери на соседний стул: «Садись, мол, рядом». Марья Косых устрашающе сверкнула глазами.

– К гробу, доченька, подойди. Вот тут, у ног встань. За ножки дедовы подержись.

Ольгины руки прилипли к телу, а язык – к небу.

– Что стоишь, дуреха? Положи руки-то…

Марья ласково кошачьим движением взяла Олю под локотки, отчего ее руки естественным движением легли на Зямины ботинки. Их носки смотрели в разные стороны, но девочка их сжала с такой силой, что они заняли правильное положение, устремившись вверх, к самому потолку. Оля чуть ослабила хватку, и носки ботинок автоматически разъехались в сторону. Девочка осталась недовольна беспорядком в гробу, шмыгнула носом и снова их с силой соединила.