Отступники - Каролина Кейрен

Поверил Лама или нет – вопрос остаётся для меня загадкой. Через несколько часов после нашего разговора, когда мы с Кором идём от медпункта, он вновь появляется на горизонте, всё время оказывается рядом, будто следит. Он не смотрит на меня, занимается своими делами, разговаривает, делает вид, что вместе со всеми собирает сухие полешки в кострища, но я уверена – ни на секунду не теряет меня из своего поля зрения. Кажется, даже издалека слышит каждое словечко до единого. В конце концов, это начинает напрягать. Я не нахожу другого варианта, кроме как забраться наверх. Гамак тихонько покачивается подо мной. Сквозь листву просвечивает небо в размытых тучах. Накрапывает мелкий дождик. Полог убран, капли ползут по лбу, по щекам. Это и не сон, и не бодрствование. Покачивает мягко, как в воде. Несколько раз слышатся голоса надо мной, словно склоняется кто-то, рассматривает. Мычу что-то неразборчивое, отмахиваюсь лениво. Рука рассекает пустоту. Новые звуки, на этот раз не голоса, не шаги – раскатистый треск, всё нарастающий, усиливающийся. Что-то падает на меня. Не до конца проснувшись, переворачиваюсь, падаю на помост. Ноги путаются в ткани, а мне кажется – их держит кто-то. Треск затихает, чтобы через минуту – ещё громче – прозвучать вновь. Открываю глаза. Небо рассекает вспышка, от неё во все стороны разбегается много витиеватых линий. Гроза.

Освобождаю ноги. Это покрывало, оставленное здесь Кит прошлой ночью. Набрасываю его на плечи и на голову – как капюшон. Остаться или уйти? Дерево высится над многими другими, может притянуть молнию. Не очень-то прельщает подобная участь. Не сказать, что боюсь гроз, но с ребятами всё же спокойнее.

Спускаться приходится очень осторожно: ступени скользят под ладонями, с них капает холодная вода, затекает в рукава. Кожа покрывается мурашками озноба. Голову прижимаю к плечу, чтобы не упало покрывало, отчего ползти ещё неудобнее. Но оно всё равно выскальзывает. Новый раскат грома – и я едва не разжимаю пальцы.

–Сель!– протяжно доносится снизу.– Это ты? Давай к нам!

–Осторожнее только, тут такая лужа!

Кто-то смеётся. Не доходя несколько ступеней вниз, я прыгаю. Ноги разъезжаются в грязи, но меня подхватывают и ведут сушиться.

–Здесь безопасно?– интересуюсь, распуская волосы и протягивая озябшие пальцы к теплу. Меня успокаивают. Грозы в этих краях нередкое явление. Лагерь находится в низине, и все дожди обычно стягивает сюда, где они проливаются, не доходя до Города. Меня укрывают сухой кофтой, я благодарно улыбаюсь в ответ. Здесь, под густой широкой кроной, мы надёжно защищены. Шум дождя и негромкие голоса убаюкивают. Опускаю голову на соседское плечо и засыпаю.

–Эй, Сель,– щекотно шепчет кто-то в ухо.

Вздрагиваю, открываю глаза. Народу возле костра значительно прибавилось, наверно, в такую ночь никто не хочет сидеть в одиночестве. Оборачиваюсь, ища того, кто звал меня. Это Лама. Он сидит рядом на корточках, нетерпеливо ждёт, когда окончательно проснусь.

–Сель, дело есть.

С сожалением выбираюсь с насиженного тёплого местечка. Выходить за световую границу совсем не хочется. Но если бы дело Ламы могло подождать, он не тянул бы сейчас меня под дождь.

Тьма встречает пробирающим до нутра холодом. Обхватываю себя руками, щурюсь сонно. Почему бы всем не успокоиться – хоть на денёк? Забыть свои интриги и подозрения, расслабиться и просто жить. Но лесная жизнь, видимо, не даст такой возможности. Я тяжело вздыхаю, предчувствуя тяжёлый разговор, продолжающий утреннюю тему.

–Не поверил всё-таки, да? Я же видела, следил весь день. Но что же сразу не рассказал всем?

–Да подожди ты,– с досадой перебивает он. И неожиданно говорит совсем про другое.– В зоопарке нашли кое-что. Думаю, ты заинтересуешься.

–Да?– во мне и в самом деле зажигается любопытство. Ночь не кажется теперь такой тёмной и промозглой, как минуту назад.– Что же?

–Идём. Ты должна сама увидеть.

Это безумие – идти через лес в грозовую ночь под проливным ливнем. Но мы идём. Ткань давно уже не впитывает воду, ноги увязают в размокшей земле. Несколько раз падаю, целясь за поломанные сучья. Кофта защищает кожу от порезов, но вряд ли смягчит удары. Будут синяки. Зло дышу парню в спину, а он лишь посмеивается.

–Ты ведь была в зоопарке, когда успокаивали зверей?– спрашивает он минут через двадцать.

–Да.

–До конца?

–Мы с Тиком понесли Миру в лагерь. По пути встретились с остальными. Тик не разрешил идти с ним усмирять оставшихся зверей, приказал отправиться в лагерь.

–Тогда понятно. Будь ты там, наверняка заметила бы. Мы слишком давно живём не в Городе, некоторые новшества проходят мимо нас. Думаю, сможешь помочь.

–Помочь с чем?

Но Лама отвечает, что увижу на месте. Ответ не удивляет: любовь лесных к тайнам стала давно привычной. Было бы странно, реши он рассказать всё сейчас.

Интересно, а почему мы идём туда ночью? Мне говорили, даже часовой в зоопарке не выходит с наступлением темноты за пределы своего домика, несмотря на то, что он вооружён. А человек, живущий в одиночку среди леса рядом с животными, пусть они и в клетках, далеко не робкого десятка. Что же – Лама сумасшедший, или дело действительно настолько важное?

Когда до конечного пункта остаётся совсем немного, останавливаемся передохнуть. Дождь усиливается, дыхание сбивается, в горле неприятно першит. Прислоняюсь спиной к стволу, зажмуриваюсь. На самом деле, во мне говорит не столько усталость, сколько страх. В первый раз, когда не представляла, что ждёт, решиться было легче, даже слыша леденящий кровь вой. Но сейчас тишина. Не от этого ли страшней?

Лама понимающе ждёт, не торопит меня. Но я сама распрямляюсь, заставляю себя быть смелой.

–Идём,– киваю парню.

Холод становится привычным, почти не чувствуется. Замечаю мерцающий огонёк в глубине ветвей. Там Пит или какой-нибудь другой сторож. Наверно, очень страшно оставаться в подобном месте ночью без света. Но будь там я – рассуждала бы по-другому: свет успокаивает, но одновременно привлекает внимание всех тех, кто по ту сторону стены. Одно дело – звери, огороженные надёжными прочными прутьями клеток. Но что если и вправду кто-то способен проникнуть в лагерь? Попасть сюда с запретной западной стороны можно минуя клетки, по периметру. И рассказы о заблудших не дают покоя. А, может, именно они и стали причиной, по которой наложили запрет на проход в ту сторону.

«Или дикие животные,– напоминаю себе.– Вроде того, что напал на мальчика на экскурсии»

Не хочется встретить здесь последний час. Опасности и без того подстерегают на каждом шагу, зачем же самим отправляться на их поиски? Новый приступ злости не утихает, напротив, распаляется сильнее. Но Ламу спасает приближение Пита: дежурит вновь он.

Фонарик дрожит в его руке. Свет довольно слабый, но на лице парня заметна необычная бледность. Напуган он не меньше, чем в прошлый раз. Неужели звери и в самом деле разомкнули запоры на клетках и разбежались? Нет, не думаю, что в таком случае мы пришли бы сюда вдвоём и ночью.