Ставок больше нет - Жан-Поль Сартр

– Вам виднее.

– Я должен, Ева… – Помолчав немного, он добавляет: – И потом, мне кажется, будет лучше, если вы подниметесь одна…

– Почему?

– У меня не столь прекрасно, как у вас, знаете ли…

Ева с улыбкой подходит к нему, обнимает и весело спрашивает:

– На четвертом?

– Дверь слева, – уточняет он, успокоившись.

Она направляется к дому, но на пороге оборачивается: Пьер смотрит на нее, не двигаясь с места.

– Когда войдете в квартиру, помашите мне рукой из окна… – робко просит он.

В ее глазах сквозит лукавое согласие. Она исчезает в подъезде…

Квартира Пьера

Ева входит в квартиру, закрывает за собой дверь и осматривается. Скромное, но чистое и относительно удобное жилье, в котором царит порядок.

За занавеской небольшая туалетная комната, рядом дверь в кухню, которая размером с носовой платок.

Ева потрясена своим новым жилищем, но быстро берет себя в руки.

Подойдя к окну, она открывает обе створки…

Улица, на которой живет Пьер

Пьер нервно ходит взад-вперед по другой стороне улицы.

Ева появляется в окне и радостно кричит ему:

– Здесь очень хорошо, Пьер.

– Правда? – облегченно улыбается он.

– Очень хорошо.

– До скорого, – кричит он, помахав рукой, и быстро уходит.

Квартира Пьера

Ева следит взглядом за удаляющейся фигурой Пьера, затем отходит от окна.

Радости у нее поубавилось. Она делает несколько шагов и устало освобождается от сумки.

На глаза ей попадается фотография в рамочке, стоящая на самом виду на комоде. Это портрет седовласой пожилой женщины очень скромного вида – матери Пьера. Рядом с фотографией стоит вазочка с засохшими цветами. Ева подходит к портрету и долго взволнованно разглядывает его.

Вынув из вазы цветы, она набирается духу и уходит, скинув меховое манто.

Улица заговорщиков

Подойдя к дому, где собираются заговорщики, Пьер быстро и внимательно оглядывается по сторонам и входит.

Лестница дома, где собираются заговорщики

Пьер взлетает по лестнице. Добравшись до нужной двери, стучит согласно особому паролю и ждет. За дверью ни звука, он снова стучит и кричит:

– Это Дюмен…

Комната, в которой собираются заговорщики

Дверь открывается. На пороге стоит тот самый рабочий, что во время «воскрешения» Пьера посоветовал Пауло следить за ним. Он впускает вновь прибывшего, избегая его взгляда.

Пьер входит, чуть задыхаясь.

– Добрый вечер… – бросает он, подходя к сидящим за столом товарищам – Пулену, Диксону, Ланглуа и Реноделю.

Пауло стоит за их спинами, прислонившись к камину.

Закрыв дверь, рабочий входит в комнату вслед за Пьером.

У всех присутствующих мрачный и напряженный вид, но Пьер не сразу замечает их недоверчивые и строгие глаза.

– Привет, ребята. Есть новости… Завтра ничего не предпринимать. Восстание отменяется.

Новость не вызывает у присутствующих ответной реакции.

Только Диксон подает голос:

– А?..

Пулен опускает голову и маленькими глоточками потягивает вино. Пауло, ни разу не удостоив Пьера взглядом, отходит от камина и направляется к окну.

Пьер явно сбит с толку. Только тут он замечает, что товарищи смотрят на него не так, как всегда.

– Ну, и рожи у вас! – говорит он, силясь улыбнуться, но поскольку ответом ему служат лишь непроницаемые лица, улыбка замирает на его устах.

– Нас засекли, – смущенно начинает он объяснять. – Им все известно. Правитель вызвал два полка и бригаду жандармов на подмогу.

– Интересно. Вот только как ты об этом узнал? – холодно интересуется Диксон.

– Я… не могу вам сказать… – садясь на стул, бормочет Пьер.

– Случайно не от Шарлье? – берет слово Ланглуа.

– От кого? – вздрагивает Пьер.

– Ты был у него сегодня утром. И весь день провел с его женой.

– Ах, перестаньте… Она тут ни при чем! – восклицает Пьер.

– У нас все же есть право накануне такого дня поинтересоваться, что у тебя за отношения с женой начальника канцелярии жандармского управления? – строго спрашивает Ренодель.

Пьер выпрямляется и, переводя взгляд с одного на другого, заявляет:

– Ева – моя жена.

Усмехнувшись, Диксон встает. Остальные недоверчиво смотрят на Пьера. Раздраженный смехом Диксона, Пьер приходит в бешенство.

– Выбрали момент смеяться, черт возьми! – вставая со стула, бросает он. – Я вам объясняю, что нас засекли. Если мы завтра выступим, будет резня, и Лига прекратит свое существование. При чем здесь жена Шарлье? – Пожав плечами, он засовывает руки в карманы.

Пока он говорит, Диксон молча обходит стол и встает напротив Пьера, чтобы смотреть ему прямо в лицо.

– Слушай, Дюмен, этим утром ты из кожи вон лез и все твердил: завтра восстание. Затем ты нас покинул. Незнакомец выстрелил в тебя. Стреляй он понарошку, было бы то же самое. Ладно…

Пьер вынимает руки из карманов; белый как полотно, он молча слушает.

– Ты поднимаешься как ни в чем не бывало, отчитываешь Пауло, который хочет тебя сопровождать, и преспокойно отправляешься к Шарлье. А теперь морочишь нам голову… Как мы можем тебе верить? – спрашивает Диксон.

– Ах, вот в чем дело… Я пять лет трудился бок о бок с вами. Лигу создал я…

– Ладно. Не рассказывай нам свою жизнь. Мы тебя спрашиваем, что ты забыл у Шарлье? – вставая из-за стола, сухо перебивает его Ренодель.

– И чем занимался в ресторане в парке? – также вставая, задает вопрос Пулен.

– Ты украл малютку у одного типа с улицы Станислас… – с мягким упреком вставляет свое слово и самый робкий из всех Ланглуа.

– Угрожал ему полицией, – с новой силой напускается на него Диксон, – бросал в лицо тысячные купюры. Что все это значит? Мы ждем объяснений.

Пьер поочередно обводит их взглядом. Он задавлен потоком их обвинений и чувствует, что бессилен переубедить их.

– Объяснить не могу. Прошу вас ничего завтра не предпринимать, и все.

– Не хочешь отвечать? – настаивает Диксон.

– Говорю вам, не могу, черт бы вас побрал! – взрывается Пьер. – А если бы даже не хотел, я – руководитель, да или нет?

– Теперь уже нет, Дюмен, – роняет Диксон, переглянувшись с товарищами.

– А ты, я смотрю, рад этому, а, Диксон? – с презрительной улыбкой отвечает Пьер. – Наконец займешь мое место… – И, внезапно охваченный яростью, кричит: – Да что вы там себе вообразили, несчастные болваны?! Что я предал Лигу?! – Он гневно разглядывает лица товарищей. – Да ведь вы меня знаете… Ну же, Пауло…