Счастье. Уроки новой науки - Ричард Лэйард

Одно можно сказать наверняка, наш склад ума оказывает глубокое влияние на наше счастье. Мы – не чистые листы, которые в силу обстоятельств становятся счастливыми или несчастными. Мы – активные агенты, формирующие сами эти обстоятельства и контролирующие свою реакцию на них. Как гласит пословица, важно не то, что жизнь приносит тебе, а то, что ты привносишь в нее.

Психологи всегда об этом знали, но, к сожалению, у некоторых ранних исследователей качества жизни была слишком упрощенная модель того, что значит быть счастливым[160]. Счастье, говорили они, зависит от того, что вы имеете (в различных областях), в сравнении с вашими ожиданиями. Если бы это было так, проще всего было бы стать счастливым, занизив свои ожидания и цели. И многие мыслители вполне обоснованно пришли к противоположному выводу, в особенности радикалы слева (желавшие большей справедливости) и справа (желавшие больше отличиться). Мысль о том, что вы можете стать счастливыми таким способом, заставила многих людей полностью отказаться от счастья как цели.

Этим людям не стоило беспокоиться, потому что теория оказалась ложной. Мы не могли бы быть счастливы, если бы не ставили перед собой целей. Дети испытывают себя – смотрят, как быстро они могут бежать, как высоко забраться. Каждый счастливый взрослый делает то же самое – стремится к новому пониманию, к новым достижениям. Копните любого счастливого человека и найдете какой-то замысел.

Если у нас слишком легко достижимые цели, нам становится скучно. Но если они слишком сложные, мы испытываем фрустрацию. Секрет в том, чтобы цели были достаточно трудно достижимыми, но не слишком[161]. Недостижимые цели – хорошо известная причина депрессии[162]. Но скука тоже вызывает депрессию.

В 1970-е экономист Тибор Скитовски написал книгу «Безрадостная экономика», в которой попытался объяснить, почему так много людей были несчастны, хотя и зарабатывали много денег. Он объяснял это скукой[163]. Они предпочли стимуляции комфорт. Им не удалось найти активные интересы вне работы, которые бы их захватили.

В его диагнозе был важный элемент истины. Даже испытывая тяжелейшее давление, средний американец или британец по-прежнему находит три с половиной часа в день, чтобы посмотреть телевизор. Людям больше не приходится бороться за жизнь, как они делали это на протяжении всей истории человечества. Таким образом, мы можем свободнее выбирать наши цели. Выбрать их правильно – вот в чем проблема.

В том же ключе великий экономист лорд Кейнс писал: «Для тех, кто в поте лица зарабатывает на хлеб свой насущный, досуг – долгожданная услада до тех пор, пока они его не получат». Он с грустью цитирует традиционную эпитафию, написанную себе одной старой поденщицей:

Не плачьте по мне, друзья и подруги,

Теперь пребываю я в вечном досуге.

И Кейнс, и Бертран Рассел считали, что скука станет величайшей опасностью для человечества, как только будет преодолена экономическая нужда[164]. Это преувеличение, но обратное, конечно, верно: величайшее счастье дает полная погруженность в какую-то внешнюю цель. Психолог Михай Чиксентмихайи использует слово «поток» для описания опыта, когда вы так погружены в то, что вы делаете, что «забываетесь[165]. Вы можете играть в теннис, петь в хоре, рисовать картину, смотреть футбол, писать книгу или заниматься любовью. У нас у всех были такие опыты, когда мы теряли представление о времени. И мы запоминаем их на всю жизнь. Они нам жизненно необходимы.

Но это только часть нашего опыта. Нам нужно объяснить тотальность. Здесь мы сталкиваемся с парадоксом. Во многих отношениях жизнь стала лучше, чем пятьдесят лет назад: у нас есть беспрецедентное богатство, более крепкое здоровье и более приятная работа. Но мы не стали счастливее. Произошло ли это из-за того, что в нашей жизни появились новые негативные черты, которые нивелируют позитивные?

Тот, кто сказал, что счастье нельзя купить за деньги, неправильно их тратит.

Реклама автомобиля «Лексус»

В 1970-е годы король Бутана, маленького идиллического буддийского королевства, расположенного высоко в Гималаях, объявил, что стратегией его государства будет «валовое национальное счастье». Какой просвещенный правитель!

Однако в 1999 году он принял судьбоносное решение: впустить в свою страну телевидение. До того времени оно, равно как и любая публичная реклама, было там запрещено. Но в том году запрет на телевидение был снят и более 30 кабельных операторов получили лицензии на вещание. Самый успешный оператор предоставлял 46 каналов, включая «Стар-ТВ» Руперта Мердока. И теперь бутанцы тоже получили возможность смотреть заурядную «смесь» футбола, насилия, секса, рекламы, реслинга и т. д. Они начали всё жадно поглощать, но влияние этого процесса на общество представляет собой прекрасный совершенный эксперимент, позволяющий понять, как технологические изменения могут отразиться на отношениях и поведении людей[166].

Очень скоро все отметили резкий рост числа распавшихся семей, преступности и потребления наркотиков. В школах настолько распространилось насилие, что одному из директоров пришлось включить в свой ежегодный отчет раздел «Ссоры», в котором сообщалось о проведении «марафона собраний преподавательского состава» для обсуждения новых проблем. Исследование последствий, проведенное местными учеными, показало, что треть родителей отныне предпочитали разговорам с детьми просмотр телепередач.

Конечно, следует поостеречься делать скоропалительные выводы из всего лишь одного эпизода. Но эта поразительная история подтверждает распространенное мнение, что телевидение – серьезная самостоятельная сила в нашей жизни, а не просто отражение того, чем мы уже являемся.

В этой главе я покажу, что наука и техника – главный источник изменений, затрагивающих наши установки и чувства. Они объясняют огромный рост нашего национального богатства и значительное улучшение здоровья – что, конечно, большое благо. Однако они также поясняют некоторые негативные тенденции, нивелирующие этот позитивный эффект.