Счастье. Уроки новой науки - Ричард Лэйард

Не хочу показаться старым ворчуном или Кассандрой и, конечно, не хотел бы ими быть, но следующие факты представляются важными. В 1952 году половина американцев думала, что люди «ведут такую же благую – моральную и честную – жизнь, что и прежде». Большинство не разделяло мнения, что мир катится в пропасть. Но, как видно из таблицы, к 1998 году две трети американцев стали считать, что уровень морали упал.

Кроме того, все меньше и меньше американцев теперь принадлежат к разным общественным организациям – будь то организации, связанные со спортом, политикой, работой с молодежью и стариками, религией или этнической идентичностью[181]. Все больше людей ходят в одиночку, даже в боулинг. Заметив это, социолог из Гарвардского университета Роберт Патнэм тщательно изучил, членами какого количества организаций были американцы, и показал, насколько снизились эти цифры. Он остроумно назвал свою книгу «В боулинг в одиночку» (Bowling Alone).

Все эти тенденции проявляются в США сильнее, чем в Европе. В Британии не наблюдалось снижения членства в общественных организациях. Во всех европейских странах уровень доверия на самом деле вырос (или по крайней мере не снизился) начиная с 1980 года. Наоборот, в США каждое новое поколение вступает во взрослую жизнь при более низком уровне доверия, чем предыдущее[182].

Эти тенденции, касающиеся семейной жизни и доверия к окружению, представляют собой очень важные изменения, которые позволяют объяснить, почему уровень счастья не вырос. Рост экономики как таковой не дает объяснения, потому что он наблюдается на протяжении последних 150 лет, а распад семьи, рост преступности и ослабление моральных ценностей являются особенностями только последних пятидесяти. Таким образом, в поисках объяснения мы, естественно, обращаемся к специфическим для этого периода изменениям. Я остановлюсь на трех самых значительных из них: изменении гендерных ролей, распространении телевидения и росте индивидуализма. В каждом случае я покажу, как наука и технология стали основным двигателем перемен.

В 1950 году 20 % американских матерей ходили на работу[183]. Сегодня таких матерей более 70 %. Похожие, хотя и не столь драматические, перемены произошли и в Европе. Это настоящая революция. Что же ее вызвало?

В 1870-е годы половина детей, родившихся в Чикаго, умирали, не дожив до пяти лет[184]. Женщинам приходилось рожать до десяти детей, чтобы быть уверенными, что двое доживут до зрелого возраста. И поэтому у них не было возможности работать вне дома[185]. Но когда технология помогла обеспечить более высокий уровень жизни и улучшить медицинское обслуживание, детская смертность резко упала. В ответ на это женщины стали рожать все меньше детей. В то же время за последнее столетие продолжительность жизни женщин выросла с 50 до 80 лет. Таким образом, положение женщин полностью изменилось: когда-то они проводили большую часть жизни, вынашивая детей; теперь у них меньше детей и они могут надеяться на более долгую жизнь. Как предсказывала в начале XX века южноамериканская писательница Олив Шрейнер, эти изменения полностью трансформировали роль женщины[186]. Просто быть матерью стало недостаточно, если этого вообще когда-то было достаточно.

Более того, работа по дому существенно облегчилась благодаря технологиям, делающим ее менее трудоемкой. Стоит только представить себе жизнь без электричества, центрального отопления, пылесосов, стиральных машин и пищевых полуфабрикатов, чтобы понять, насколько эти открытия сократили потребность в домашнем труде.

Следовательно, женщины получили больше возможностей пойти работать. Кроме того, мир наемного труда стал более привлекательным. Благодаря росту производительности труда заработная плата женщин в реальном выражении стабильно росла – а с 1970-х годов, когда на смену мужской физической силе пришли машины, даже быстрее, чем у мужчин. Итак, количество работающих матерей увеличилось[187].

Это оказало глубокое воздействие на семью. Во-первых, роли внутри семьи изменились. Исчезло прежнее разделение труда, когда муж зарабатывал, а жена занималась домом и семьей. Жены стали наемными работниками, а не только хранительницами очага. Во многих отношениях это имело освободительное действие. Но поскольку большинство женщин по-прежнему брали на себя большую часть работы по дому и заботы о детях, это изменение создало дополнительное напряжение. В то же время многие мужчины ощущали, что получают от жен меньше внимания, чем раньше[188]. С обеих сторон возникало все больше причин для неудовлетворенности.

К тому же стало легче разойтись. Матери перестали с опасением рассматривать возможность развода, потому что при необходимости они могли заработать больше денег, чем раньше. Если они не работали, они могли рассчитывать на б о льшую помощь от государства. Это снизило финансовое давление на жену, заставлявшее ее оставаться в несчастливом браке, и точно так же уменьшило моральное давление на мужа, мешавшее ему покинуть семью.

В равной мере важна была и совершенно иная технологическая революция: контроль над рождаемостью. Появление в 1960-е годы противозачаточных таблеток способствовало освобождению женщин от мыслей о нежелательной беременности, но в то же время сохраняло сексуальное влечение к мужчине. Легализация аборта (в конце 1960-х – начале 1970-х годов) отделила появление беременности от необходимости рожать. Эти новые меры предохранения, поддерживаемые отдельными направлениями популярной культуры (вспомним Rolling Stones), привели к сексуальной революции. Добрачный секс стал приемлемым. А после того как пара вступала в брак, эти изобретения делали внебрачные связи гораздо более безопасными. Одновременно у мужчин и женщин появились новые возможности знакомиться друг с другом на рабочем месте.

Итак, число угроз для брака выросло, в то время как экономические возможности, предоставленные женщинам, сделали развод не столь катастрофическим с финансовой точки зрения. Кроме того, изменилось отношение к браку. В начале 1960-х годов половина американок считала, что «когда в семье есть дети, родители должны оставаться вместе, даже если они не ладят». К 1977 году доля тех, кто так думал, сократилась на четверть[189].