Трагедия русской церкви 1917-1953 гг. - Лев Регельсон

Бог поругаем не бывает. Гонители преследовали свои цели, но невольно осуществили совершенно другое: святые Русской земли приняли участие в ее бедах и скорбях в минуту тяжкого испытания. Поклонение священным останкам, если оно не впадает в крайность, не есть суеверие или язычество, как иногда утверждают критики православия. Это поклонение есть одно из проявлений христианского онтологизма; веры в возможность спасения и освящения не только души, но и плоти; веры в то, что синергическое действие человеческой воли и божественной энергии может в принципе сохранить материю тела от разложения и тлена – в конечном счете это есть предчувствие возможности победы над смертью уже на этой земле. И дело не в степени преодоления смерти в каждом отдельном случае – бесконечно важно уже то, что существует такая возможность торжества духа над естественными процессами. Безусловно, душа святого сохраняет глубокую связь со своими телесными останками, и надругательство над мощами стало в действительности новым подвигом святых, своего рода их «посмертным мученичеством». Это новое и необычное событие в церковной истории еще раз свидетельствует о какой-то особой, исключительной значительности переживаемой нами эпохи. Мы глубоко убеждены, что акты надругательства над мощами святых должны послужить основанием для нового, дополнительного прославления этих святых – а те дни, в которые совершалось вскрытие, должны стать датами их дополнительного церковного поминовения; эти даты могут рассматриваться как дни «вторичного обретения мощей».

Между тем на безграничных просторах России все более разгорался пожар гражданской войны. Народ, которому духовно служила Церковь, разделился на два враждующих стана. На чьей стороне должна была встать Церковь? Каждая сторона обвиняла другую в том, что она является проводником внешних сил: идеология белых в значительной степени строилась на борьбе против «мирового масонского заговора»; идеология красных – на борьбе против «интервенции Антанты» (при этом большевики сами категорически отвергали масонство как проявление «буржуазной идеологии»).

Монархии, как средоточия народного единства, уже не существовало – таким средоточием оставалась только сама Церковь. Конечно, победа белых обеспечивала внешнее благополучие и государственную защиту интересов Церкви; власть же красных отменяла прежнее ведущее положение Церкви и ставила под угрозу самое ее существование в будущем. Если бы Церковь была только мирским сообществом, одним из видов общечеловеческих объединений, то она в первую очередь исходила бы из своего самосохранения, из своих частных интересов. В этом случае она всей мощью своего авторитета и организации поддержала бы Белое движение: исход битвы не раз колебался на чаше весов и такая поддержка могла бы решить дело.

Авторитет и влияние Церкви в этот период были еще очень велики. Вся энергия монархического чувства сосредоточилась в это время на патриархе. Если бы он объявил борьбу с большевиками религиозным долгом каждого верующего, то исход революционного процесса мог оказаться совершенно иным. Судя по высказываниям революционных лидеров, по их «превентивным мерам» в отношении Церкви, они отчетливо сознавали, какую смертельную опасность представлял бы для них такой поворот событий. Митрополит Антоний (Храповицкий), в числе трех кандидатов в патриархи набравший наибольшее число голосов на Поместном соборе, говорил впоследствии, что он наложил бы «интердикт», т. е. запрещение богослужений во всех храмах российской Церкви, пока народ не свергнет большевиков. Нет сомнений, что этот волевой и непреклонный человек, став патриархом, сделал бы это, и, вероятно, не только это – его политическая позиция была твердой и однозначной. Но жребий Божий выпал не на него – патриархом стал смиренный Тихон. Судьба России снова, как это уже не раз бывало в ее истории, сосредоточилась в руках одного человека, зависела от решений его совести, определялась его личным отношением к Богу. В океане ненависти и вражды, затопившем огромную страну, Церковь во главе с патриархом Тихоном поистине стала якорем спасения: Россия разделилась, но Церковь осталась Церковью всего народа, всей России.

Беспощадно обличая правительство большевиков за преступления против нравственного закона, патриарх Тихон обличал подобные нарушения и со стороны Белого движения. Идеологи Белого движения, не сумевшие выработать единую конструктивную программу, которая привлекла бы на их сторону большинство народа, все более склонялись к программе негативной: не к борьбе за что-то, а к борьбе против чего-то. И это «что-то», придававшее осмысленность их делу, объяснявшее неожиданные, поразительные успехи большевиков в борьбе за народную душу – для многих приобретало черты мифического «еврейского» или «жидо-масонского» заговора, с помощью которого объяснялись все исторические беды христианства, если не всего человечества. В качестве примера приведем высказывания кн. Н.Д. Жевахова, одно время бывшего помощником обер-прокурора:

«С момента низведения Божественной Истины на землю вся история человечества свелась, в сущности, к истории борьбы двух мировых процессов – процесса христианизации мира и процесса его сатанизации, или ожидовления»; необходимо «идейно разоблачить» «грандиозный подлог, учиненный жидовскими книжниками 2500 лет назад» (имеется в виду «откровение Ягве через полулегендарного Моисея»); необходимо «очистить христианство от жидовских наслоений»; «Иисус – высший добрый дух», «Спаситель мира от еврейской лжи», «Он смело разоблачил еврейского бога, сказав: ваш отец – диавол»; революции – «массовые ритуальные убийства христианских народов»; «главная жизненная, творческая сила человечества – национальная индивидуальность»; необходимо «противопоставить интернационалу жидовскому интернационал христианский» и т. д. в том же духе (Воспоминания. Т. 1. – Мюнхен, 1923; Т. 2. – Новый Сад, 1928).

Этот образ врага, насыщенный заимствованиями из древнего гностицизма и манихейства, в России начал складываться в правящих кругах, в том числе и церковных, сопротивлявшихся освободительным реформам Александра II. Окончательно концепция «всемирно-исторического заговора против христианских государств, возглавляемого евреями», сложилась в период проведения Александром III политики «русификации окраин» – политики, превратившей империю в ненавистную «тюрьму народов» для населения этих «окраин» и тем самым сделавшей неизбежным распад этой империи.

В ХХ веке этому кругу идей предстояла «большая жизнь». Убедительное эмоциональное и логическое подтверждение «образа врага» было найдено в том факте, что в руководящих органах российских революционных партий оказалось поразительно большое число лиц еврейского происхождения, как, впрочем, и других «пасынков империи»: «инородцев», «иноверцев», «сектантов» и «раскольников». Не вызывает сомнения одно – образ мыслей, подобный приведенному выше, заводит христианскую душу в безысходный нравственный тупик. Такая душа, сделав первые шаги навстречу Богу, не решается следовать Ему до конца: страшась всего нового, панически избегая всякого подлинно творческого усилия, в особенности в религиозно-церковной сфере – она самовольно «отнимает» у Бога право взращивать и обновлять Свое собственное творение, и прежде всего самого человека. В подтверждение приведем еще одну выдержку из того же автора, дающую, по нашему убеждению, религиозный, духовный ключ к пониманию как причины крушения православной монархии, так и неудачи Белого движения: