Магия в крови - Илья Новак

Шарпа выстрелил. За мгновение до этого людосова завалилась на крыло, и стрела пролетела мимо. Чудище издало громкий крик, сложило крылья и мохнатой глыбой рухнуло на стену. Взметнулось несколько багров — защитники пытались зацепить ее крюками. Дальше Жиото не смотрел. Нырнув в башню, огляделся. У стены лежал ровно отесанный камень, за ним два камня, потом три, поставленные друг на друга, рядом четыре — получилось вроде лестницы без перил. На галерее вновь закричали. Дук полез вверх.

В башне было три этажа. Пол второго каменный, а того, что под самой крышей, — деревянный. Присев на корточки, Дук долго глядел вверх. Пара бревен крест-накрест, концы вмурованы в стены, поверх них доски, теперь сгнившие. Их трухлявые обломки валялись на камнях вокруг Жиото, только на одном треугольном участке покрытие оставалось целым. Когда-то туда вела деревянная лестница, сейчас остался лишь каркас из досок да часть перил. Ни одной целой ступени — наверх никак не подняться.

Крики снаружи все еще звучали, но теперь Дук не видел, что там происходит. Он встал возле остатков лестницы, рассмотрел, подергал... Все сооружение качнулось, издав низкий протяжный скрип, и Жиото отскочил. Между камнями горизонтально торчали короткие клинья, вбитые так, чтобы образовывать круто наклоненный ряд. Раньше поверх них лежала длинная широкая доска — она-то и образовывала перила. Теперь доски не стало, но клинья все еще оставались на месте. Подняться по ним вряд ли возможно. Хотя...

Дук снял с плеча котомку, покопался в ней и достал крепко закрытый кувшинчик. Так или иначе, он в ближайшее время собирался хлебнуть «травяной крови», а теперь вот и повод есть. Раскрыл кувшинчик, понюхал. В горле сразу пересохло, ноздри затрепетали. Песко Цветник предупреждал, что много пить нельзя, бормотал что-то про миры за полями. Дук сделал совсем маленький глоток, едва коснулся снадобья губами.

Чуть зазвенело в голове. Он закрыл кувшинчик. Ничего. Сердце не колотится, никакой легкости в теле. Почему так? Слишком мало выпил? Или, быть может, «травяная кровь» с каждым разом влияет слабее и пить ее нужно все больше?

Звон уже стих, сердце стучало как и раньше, ни дрожи, ни жара на лице. Снаружи заухала людосова. Все последнее время было тихо, и Жиото решил было, что чудище улетело восвояси или защитникам удалось подцепить его крюком, притянуть к стене да порубить на куски, но нет — послышались голоса монахов, отдающих приказания, приглушенный топот ног, крики.

«Надо побольше выпить», — подумал Дук, поднес к губам горлышко кувшинчика, наклонил его, и тут прямо за стеной, у которой он стоял, тяжело захлопали крылья.

— Попал! — донеслось снаружи.

В стену с глухим стуком ударилось что-то большое, вся башня дрогнула. Пол чуть качнулся, и Дук качнулся тоже. Поперхнулся, снадобье потекло в горло. Харкнув, он приладил крышку и только успел, присев, поставить кувшин на пол, как голова его стала колоколом, по которому с размаху ударили кувалдой.

Дук чуть не заорал — не смог лишь потому, что зубы не разжались. Низкий звон, от которого челюсти затряслись, наполнил и голову, и окружающее пространство. В лицо будто ткнули горящим факелом, глаза налились кровью и лопнули раскаленными брызгами, кожа на носу и щеках оплавилась, потекла. Он прижал руки к груди: сердце разрывалось на части, колотилось о ребра, те скрипели, трескаясь и выгибаясь. Все вокруг тряслось и качалось.

Дук Жиото взмыл к уложенным крест-накрест бревнам потолка.

Всякие ощущения оставили его, он перестал чувствовать и содрогание сердца, и дрожь конечностей, и жар. Закачался, как пробка на волнах, увидел под собой тело — оно стояло, широко расставив ноги, разбросав руки и задрав голову кверху, — и собственное, запрокинутое лицо. Нет, и глаза были целы, и кожа всего лишь порозовела, и грудь, тяжело вздымающаяся под рубахой, не лопнула. Но тело осталось там, внизу, а он, Дук, — наверху. Звон нарастал, пронзал окружающее, мелкой дрожью сотрясал башню. Жиото успел подумать, что на самом деле это он трясется, а все остальное неподвижно, и тут же увидел, что камни, из которых сложены стены, меняют форму, оплывают. Все вокруг стало плоским, как нарисованные декорации. Дук начал медленно опускаться — безвольно, будто напитавшийся водой трухлявый кусок дерева. Теперь вместо камней со всех сторон его окружали черепа, вроде человеческие, но по размеру — как бычьи. Из них были сложены стены башни. С пола, на котором стояло тело Дука, исчезли обломки досок, его усеивали кости и черепа, но не такие, как в стенах: мелкие, будто детские. Сквозь глазницы проросла бледная трава. Дук опускался, запрокинутое лицо было прямо под ним, он видел собственные глаза, в которых проступили кровяные жилки, ярко-розовую, натянутую кожу на скулах, нос с кустиками волос в ноздрях. Стены меркли, черепа бледнели и таяли. Стало видно, что вокруг нет ни замка, ни гор Манны, ни селения у склона. Башня из черепов венчала вершину высоченной горы под багровыми небесами, и вокруг, насколько хватало глаз, простиралась черная пустошь, иссеченная трещинами, из которых лился красный свет, иногда взметались языки пламени или ударяли струи густого дыма. В небе медленно летело несколько каменистых облаков: сросшиеся в гранитные острова глыбы с резкими, угловатыми очертаниями, и на каждом виднелись башни стальных замков — стрельницы и галереи, тускло поблескивающие свинцом кровли, флаги — как тонкие ленты из жести, застывшие в неподвижности.

Башня пропала. Дук все еще осознавал, что находится внутри нее, размытые контуры постройки виднелись вокруг, но сама она исчезла — лишь блеклые круги черепных глазниц висели кольцевыми рядами. Все кипело, двигалось, плескался огонь, вздымались дымовые столбы, по багровому небу неслись гранитные облака с замками... Но это происходило беззвучно, ни единого шороха не доносилось до Дука Жиото.

На мгновение окружающее померкло, будто веки ненадолго смежились и вновь раскрылись, — Дук очутился внутри своей головы. Что-то дернулось, и привычные ощущения возвратились: он чувствовал ноги и руки, мог пошевелить ими, главное, он вернулся в ту область, расположенную между глаз, — туда, где всегда пребывает, где ощущает себя любой человек.

И не было вокруг ни постройки из черепов, ни багровых небес и черной равнины, ни дыма, ни огня. Жиото вновь стоял на втором этаже старой башни. Снаружи неразборчиво бубнили мужские голоса. Уханье людосовы больше не доносилось. Сердце билось ровно и глухо, никакой дрожи, никакого звона. Дук для пробы сделал шаг — тело заструилось, двигаясь так легко, будто ноги не касались пола, но шли по воздуху.

Он неуверенно ухмыльнулся, присел. Проверил, хорошо ли закрыт кувшин, сунул его в котомку и, продолжая сидеть на корточках, исподтишка быстро огляделся. Нет, ничего такого, обычная башня, камни, мох между щелей. Почудилось! Дук встал, плавно закинул котомку на плечо и заструился к останкам лестницы. Что это такое было? Экое безумное место... Жиото даже не пришлось придерживаться за стену, он просто вспрыгнул и очутился стоящим на нижнем клине. Ряд их тянулся наискось вверх вдоль окружности стены. Дук не забивал себе голову размышлениями над тем, существует ли то место в действительности или распаленный «травяной кровью» рассудок выдумал его. Увидел — и ладно. Пропало — и Первые Духи с ним. Он легко перемахнул на следующий кол — тот затрещал под ногами, но выдержал, — затем еще выше.