Модернизация: от Елизаветы Тюдор до Егора Гайдара - Отар Маргания

Наука эта, правда, его сожрала. Одиночество, однообразие жизни и упорный труд окончательно подорвали за шесть проведенных в Керколди лет и без того слабое здоровье. Жизнелюбивый Дэвид Юм — старший друг и великий шотландский мыслитель — пытался вытащить Смита из одиночества, но безуспешно. Даже в переписке тот не отличался аккуратностью, что для эпохи эпистолярного общения было совсем необычно. Позднее неунывающий Юм на своем смертном одре сострил по этому поводу, попросив Смита ответить на свое письмо поскорее, поскольку «состояние здоровья не позволяет ждать месяцами».

Впрочем, цель, пусть даже ценой здоровья, в основном оказалась достигнута. Еще три года, проведенных в Лондоне, были потрачены на доработку рукописи — и вот она вышла в свет, став одной из самых известных книг в истории экономической науки. А также став своеобразным памятником тому «олигарху», у которого хватило ума поддержать изыскания профессора.

В «Богатстве народов» Смит выступает за предоставление как бизнесу, так и наемным работникам максимума свобод, а также за отмену всяческой регламентации внутри страны и во внешней торговле. Но главное, пожалуй, чем запомнился сей труд, так это разработкой принципа так называемой невидимой руки.

Смит обосновывает невмешательство в экономику тем, что каждый человек, стремясь в своей будничной деятельности к личному и порой даже корыстному результату, силой естественного хода вещей (т.е. как бы силой невидимой руки) направляется к цели, не имеющей ничего общего с его исходными намерениями. И благодаря этому мир обустраивается более-менее прилично.

Так, например, бизнесмен стремится к получению прибыли, но для того, чтобы наживаться, он вынужден производить товары, пользующиеся спросом населения. Бизнесмен хотел бы, наверное, производить меньше, а получать больше, но рыночная конкуренция не дает ему «сачковать», заставляя постоянно стремиться к повышению эффективности и к учету развивающихся запросов потребителей.

Таким образом, получается, что невмешательство государства в экономику дает возможность невидимой руке обеспечить выгодное для всех регулирование, тогда как вмешательство может, наоборот, привести к печальным результатам, поскольку нарушит равновесие и создаст (вольно или невольно) преференции для отдельных конкурентов. «Мне ни разу не приходилось слышать, — писал Смит — чтобы много хорошего было сделано теми, которые создавали вид, будто они ведут торговлю ради блага общества».

Эффективность невидимой руки впоследствии была доказана мировой историей. Но сочетается ли эта «эгоистическая» концепция Смита с моральными принципами? Ответ на этот вопрос содержится в «Теории нравственных чувств».

Нельзя требовать от человека слишком многого. Он должен отвечать за себя, за свою семью. По возможности — за друзей и отчизну. За благоденствие вселенной отвечает Бог, пути которого неисповедимы. Мы все ему служим, как служат солдаты генералу, способному видеть помимо ужаса смерти отдельного бойца еще и общую картину сражения. И если суждено нам вдруг претерпеть невзгоды, покоряться судьбе следует со смирением.

В год выхода великой книги Смита скончался Юм. Перед смертью он успел прочесть «Богатство народов» и дал ему восторженную оценку. А в самый последний свой миг попросил младшего друга обеспечить издание своей последней рукописи. Но тот стал мяться, темнить. Практически отказал. Смиту не хотелось ссориться с церковью, которую вольнодумец Юм серьезно задевал.

После издания «Богатства народов» Смит прожил еще 14 лет (последние четыре — в состоянии тяжелой болезни). За это время он так ничего больше и не смог создать, хотя намеревался написать труд по всеобщей истории культуры и науки. Но, видимо, полувековой юбилей стал для потерявшего здоровье профессора своеобразным рубежом, отделяющим творческую жизнь от творческой смерти. На практике оставшиеся еще у него небольшие силы Смит прикладывал лишь к работе над новыми изданиями и переводами своей главной книги. От более амбициозных проектов пришлось отказаться.

Материально ученый был теперь прекрасно обеспечен, благодаря высокодоходной синекуре по таможенному ведомству в Эдинбурге. Есть, видимо, некая ирония судьбы в том, что на безбедную старость главный фритредер мира зарабатывал сбором пошлин и ловлей контрабандистов.

В благополучного, самоуверенного чиновника он, правда, так и не превратился. Много тратил на благотворительность. По-прежнему был задумчив и рассеян, по-прежнему разговаривал на улице с самим собой о чем-то недоступном простым смертным, не способным узреть за унылой суетой наших будней действия великой и могучей невидимой руки.

Впрочем, когда с момента издания «Богатства народов» прошло около четверти века, невидимая рука вошла в европейскую моду. Переводы книги появлялись по всей Европе один за другим. «В кругу знаний, необходимых для гувернантки, — отмечала современница, — политическая экономия заменила обычные дисциплины, и синие чулки стали считать за признак хорошего тона устраивать большие дискуссии по сему предмету».

А в самой Англии в это время расцвел талант Дэвида Рикардо — продолжателя дела Адама Смита. Это был уже совершенно иной тип либерала. Семьянин и многодетный отец, чрезвычайно далекий от университетского мира бизнесмен, успешный биржевой игрок, накопивший к концу свой жизни огромное по тем временам состояние — 1 млн. фунтов.

Впрочем, что, наверное, сближало его с шотландским профессором, так это потребность в свободе, доминирующая даже над деловыми интересами. В 21 год еврей Рикардо женился против воли семьи на христианке, был изгнан из иудейской общины и лишился возможности опираться на отцовский бизнес. Дальнейший жизненный успех этого либерала был успехом сэлфмэйдмена.

Образование его было исключительно практическим. Экономические познания Рикардо приобретал в процессе ведения семейного бизнеса, а «Богатство народов» обнаружил, по собственным словам, совершенно случайно — на отдыхе при визите в публичную библиотеку. Вскоре после этого Рикардо сам занялся теоретическими изысканиями, сблизился с кругом ведущих экономистов того времени и, наконец, издал собственную книгу.

С этого момента прошло еще примерно четверть века, и фритредерство победило. Сначала в Англии, а чуть позже на континенте. Победило — как, видимо, казалось в тот момент — однозначно и навсегда. Однако в 70-х гг. XIX века, когда либералы отмечали столетие выхода в свет великой книги, мир вдруг оказался совершенно иным. Таможенные барьеры и монополии стали вновь отвоевывать жизненное пространство у свободы.

А Смит в это время покоился на эдинбургском кладбище под холмом, вершину которого занимала могила Юма.

В середине лета 1804 г. в уединенном месте близ Нью-Йорка, прямо на берегу Гудзона встретились полковник Аарон Бэрр и генерал Александр Гамильтон. Встретились для решающего и окончательного выяснения отношений с помощью пистолетов. Думается, что во всей мировой истории дуэлей не было схватки столь высокопоставленных соперников. Стрелялись ни много ни мало действующий вице-президент Соединенных Штатов и бывший министр финансов в правительстве Джорджа Вашингтона.