Дневник Мишки Клюшкина - Анна Кичайкина

— Чудеса случаются, когда мы любим друг друга, — услышав наши слова, сказал папа и снял очки. И его светло-голубые глаза сразу сделались какими-то беззащитными и… счастливыми. — Правда, Таня?

Мама посмотрела на него и улыбнулась:

— Правда.

И тут мы с Лёшкой, сами не зная почему, вдруг хором прокричали:

— Ура! Ура! Ура!

В наш класс пришла новенькая, вернее, её привела Наталья Борисовна.

— Ребята, из далёкого пограничного городка приехала к нам Лена Снежина, — сказала учительница. — Её папу перевели в наш город, и теперь ей предстоит учиться с нами.

Мы во все глаза рассматривали новенькую, и она, чуть смущаясь, тоже поглядывала на нас. Девочка была тоненькая, вся такая беленькая и большеглазая. Короче, мне она понравилась. Я даже сравнил её с Веркой Незвановой, но отдать предпочтение одной из них не смог. Разные они. Верка — живая, уверенная в себе смуглянка, а Лена тихая, нежная.

В общем, особым событием приход новенькой для меня не стал. Ну пришла и пришла. Мало, что ли, у нас без неё девчонок? К тому же поселилась она, как потом выяснилось, в нашем подъезде на пятом этаже.

Но вы бы видели, что произошло с моим другом Лёшкой. Он стал постоянно ходить с мокрой головой, зачёсывая назад свои непослушные рыжие вихры, а главное — начал учить уроки, как самый забубённый отличник. Он зубрил наизусть все заданные правила, а ещё — вот чудак! — взялся заучивать даже примечания и дополнения. Мало того, он вдруг кинулся повторять пройденный материал. А так как на самом деле он никогда его не проходил, то и этот материал понадобилось осваивать заново.

В общем, у другого от такой нагрузки уже давно бы в голове замкнуло, а у Лёшки даже волосы не вылезли и цвет лица не поменялся.

На уроках он теперь всегда тянул руку, а когда его вызывали к доске, то так торопился и волновался, что путал все темы, и в итоге получался полный сумбур.

— Садись-ка, Трубач, на место да послушай товарищей, — говорила в таких случаях Наталья Борисовна. — Вижу, что учил, но недоучил. Повнимательней нужно готовить уроки, поприлежней.

Куда прилежней? Учительнице и в голову не могло прийти, что Лёшка не недоучил, а переучил.

В конце концов помыкался-помыкался Лёшка с уроками, да и забросил это дело. На другое переключился.

Заявился как-то раз ко мне с кучей разных пузырьков, тюбиков и пакетиков, вывалил своё добро на стол и объявил:

— Выручай, Мишка. Пришёл к тебе внешность менять.

— В разведчики, что ли, подался? — засмеялся я.

— Куда мне с моей памятью в разведчики? — махнул рукой Лёшка. — Просто посимпатичней хочу стать.

И как бы между прочим, спрашивает:

— А как тебе Ленка?

— Какая? — я сделал вид, будто не понимаю, о ком идёт речь.

— Ну новенькая.

— Да ничего, — как можно равнодушней сказал я. — А что, тебе понравилась?

— Ещё чего! — фальшиво оскорбился Лёшка.

Мог бы и не притворяться, я и так всё понял, но из деликатности промолчал.

— Ну и что же ты решил? — спросил я. — Подстричься налысо или отпустить бакенбарды?

— Волосы покрасить хочу, — нетерпеливо приступил к делу Лёшка. — Вот только не знаю, в какой цвет.

Я стал перебирать тюбики и порошки.

— Можно сделать тебя, к примеру, платиновым блондином.

— Это как? — удивился Лёшка.

— А вот гляди, — я протянул ему коробку с тюбиком, — будешь белобрысым, как тётка на картинке.

— Не, белобрысым не хочу. Что рыжий, что белобрысый — особой разницы, по-моему, нет. Выбери что-нибудь посущественней.

— Ладно, давай попробуем пепельный.

— Ты что? — испугался Лёшка. — Курить нельзя. Вредно! И Минздравом запрещено.

— Вот чудак! Кто ж тебе курить предлагает? Это цвет волос такой — серый, как пепел, как мышь.

— A-а, мышь, ну тогда другое дело, — успокоился Лёшка. — Только мышиный цвет мне не нравится. Какой-то он неяркий.

— Неяркий! Что ж ты тогда от своего яркого избавиться хочешь?

Ладно, вот каштановый с рыжим оттенком. Смотри, как красиво блестит.

— Скажешь тоже! Зачем же мне, рыжему, в рыжий цвет краситься? — отклонил моё предложение Лёшка.

Я вздохнул:

— Тебе не угодишь. Красился бы дома, раз такой привередливый.

— Дома бабушка не даст. Будет без конца в ванную заглядывать и краски отнимать.

— Ясно, — понимающе кивнул я, — вот ещё необычный цвет — «красное дерево».

— Нет, «красное дерево» не подходит, — помотал головой Лёшка. — Мама и так называет меня деревом, когда я чего-нибудь не понимаю, а ты хочешь, чтобы я покрасился под дерево. Тебе останется только годовые кольца подрисовать.

— Хна бесцветная, — покрутил я маленький пакетик.

— На что она мне!? — с досадой воскликнул Лёшка.

— Волосы укрепляет и перхоть уничтожает.

— Нет у меня перхоти, — начал злиться приятель. — И волосы не секутся, понял? Крась давай быстрей, меня дома скоро хватятся.

— Ну что ж, попробуем чёрный цвет.

— Давай! — Лёшка решительно рубанул воздух рукой. — Пошли в ванную.

Прочитав инструкцию, я развёл чёрную краску и густо намазал ею кудлатую Лёшкину голову. Затем надел на него целлофановый пакет и обмотал сверху полотенцем.

— Это ещё зачем? — недовольно пробурчал Лёшка.

— Моя мама всегда так делает, когда волосы красит, — объяснил я.

В миске оставалось немного краски, и я предложил:

— А давай ещё и брови покрасим. Жалко добро выливать.

— Это ты хорошо сообразил! — обрадовался Лёшка. — А то бы я получился весь чёрный, а брови — рыжие. Смехота.

Покрасили и брови.

После столь ответственного дела я отправился греть чай и только стал накрывать на стол, как в дверь позвонили.

— Тётя Таня, наверное, пришла, — предположил Лёшка и пошёл в прихожую.

— Рано ещё ей, — крикнул я из кухни.

Лёшка открыл дверь. На пороге стояла Лена Снежина.