Персиковый мед Матильды - Анна Данилова

Так и случилось. В разгар веселья ему вдруг представилось, что ей под платье лезет кто-то другой – целует ее округлую грудь, мнет ее, как тесто. Он раздел Мати и, хохоча ей в лицо, сказал, что не отдаст ей одежду. Что она будет делать? Но Мати было не так-то легко смутить или заставить всерьез переживать. Она тоже расхохоталась, больше того, ему показалось, что эта затея понравилась ей. И она, голая, метнувшись к двери, сорвала с крюка желтый дождевик садовника, обулась в теплые старые меховые ботинки Ганса и принялась отплясывать, напевая что-то веселое и романтичное себе под нос. А потом, словно мстя ему в шутку, выбежала из домика. Он бросился за ней. Она побежала к калитке, откуда вилась тропинка к лесу.

В дверь постучали.

– Михаэль, открой, это я.

Лора Бор. Мама. Прятать платье было бессмысленно. Он открыл дверь. Лора, увидев платье и валявшуюся на полу бело-розовую туфлю, машинально приложила ладонь к груди в том месте, где билось ее сердце. Потом, опомнившись, повернулась и тщательно заперла двери. Села напротив сына.

– Они прочесали лес, кажется, больше ничего не нашли. Но дело возобновили: они ищут убийцу Матильды.

– Я знаю. – Михаэль медленно повернул голову, чтобы увидеть свое отражение. Ему было важно понять, что в комнате, помимо них двоих, больше никого нет. Мати ему просто пригрезилась. Как и в прошлый раз.

– Надо что-то решать, Михаэль. Что-то делать! Я понимаю, нервы твои расшатаны, но алкоголь еще никому не помогал. Больше того, Курт рассказал мне, в каком состоянии он вытаскивал тебя из машины. Ты мог погибнуть.

– Я хорошо ориентировался. Но мне надо было напиться, понимаешь? Мне так было легче.

– Да все я понимаю, но боюсь потерять тебя! Михаэль…

– Мама, что же делать?

– Надо все хорошенько обдумать или же… или совсем не думать. Словно ничего и не было, понимаешь? Ведь никто ничего не знает, никто ни о чем не догадывается. Но как ты мог, Михаэль, как мог?!

Лора обняла сына и прижала его голову к своей груди.

Саша не отрываясь смотрел на площадку перед замком: незнакомый ему человек довольно церемонно усаживал в новенький «ВМW» Татьяну. Оба были одеты нарядно, словно собирались не в туристическую поездку по достопримечательностям старой Баварии, а в какое-то хорошее и вполне конкретное заведение – шикарный ресторан, к примеру. А может, в театр. Хотя для Татьяны пределом мечтаний был бы все же ресторан с хорошей кухней и первоклассным обслуживанием. Интересно, кто этот господин и чего он хочет от нее? И куда только смотрит Лора Бор? Она разве не знает, что уборщица отправляется куда-то в вечернем платье, уж точно не в «Красную башню», и наверняка сегодня не вернется? Переночуют с дружком в отеле. Хотя когда это Лора Бор следила за нравственностью работников замка?

Они уехали. Все. Уехали. Это было для Саши сигналом к действию. Теперь он сможет спокойно осмотреть комнату Татьяны!

Саша подошел к двери и повернул ручку. Конечно, она была не заперта. Это могло означать лишь одно: там нет ничего ценного. Иначе никакие инструкции не заставили бы Татьяну оставить дверь открытой. Стало быть, он не совершит ничего криминального, если проникнет к ней и осмотрит вещи этой русской.

В комнате было чисто, повсюду царил порядок, чувствовалась рука женщины, знавшей профессиональный толк в уборке. Никакого живописного хаоса. Даже домашние туфли на мягкой войлочной подошве чинно стоят рядышком под кроватью, параллельно геометрическому узору на коврике. И занавески плотно задернуты таким образом, что складки лежат ровно, плотно. На комоде – ничего, кроме вышитой салфетки и флакона духов, даже щетка для волос наверняка убрана в ящик туалетного столика. Постель заправлена идеально, без единой складочки или неровности. Подушки взбиты, деревянные полированные спинки кровати протерты – нигде ни пылинки. Должно быть, скучновато иметь дело с такой аккуратисткой!

Саша осматривал комнату, открывал ящики туалетного столика, створки гардероба, узкого шкафчика для белья, пока не нашел-таки то, что искал. Маленькая, внешне скромная брошь с синим камнем: червонное золото с настоящим сапфиром, между прочим! Документы. Паспорт на имя Полозовой Татьяны Георгиевны. Среди белья – пакет, в нем – перевязанная зеленой атласной лентой пачка писем, переписка Татьяны Полозовой с Дитрихом Шнелленбергом. Там же – пачка денег. Так, значит, наличные у нее все же имелись. И тем не менее эта русская не запирает дверь. Значит, не боится, что ее ограбят, знает, что в замке работают только проверенные люди. Но разве среди туристов не может быть воров? Вот он, Саша, вошел же к ней.

И тут ему вдруг стало нехорошо. Он поднял голову – где-то наверху могут быть установлены невидимые камеры наблюдения! И что теперь делать? Если у замка существует система безопасности и люди, о существовании которых он до этого времени и не задумывался, сейчас следят за каждым его движением, то через пару минут сюда войдут и повяжут его, как последнего вора.

Он достал фотоаппарат и сделал несколько снимков – сфотографировал брошь, деньги, письма, документы. После этого спокойно положил все по местам, словно точно знал, что за ним наблюдают, и вышел из комнаты. По коридору он почти бежал. Вот он уже у своей комнаты. Кати не было: он знал, что она в это время принимает солнечные ванны на террасе замка. Он написал записку: «Срочно уехал в Мюнхен по делам, возможно, вечером посмотрим дом. Не паникуй, все хорошо. Люблю, целую. Твой Саша». И быстро, насколько это было возможно, покинул замок.

Кто-то сказал, что солнечные ванны успокаивают нервы. На Катю же они оказали возбуждающее воздействие. Ей захотелось вместо того, чтобы обнажаться перед небом и солнцем, медленно проплывавшими по нему облаками и розоватыми в этот утренний час стенами замка, раздеться перед Сашей, чтобы он увидел, как ровно и нежно лег загар на ее еще пока что бледное, но теплое от солнечных лучей тело, чтобы он целовал ее, обнимал, любил.

Она возвращалась к себе с одним-единственным желанием – увидеть Сашу. Но комната была пуста. Записка вызвала в ней приступ ярости. Разорвав ее в клочья, Катя вылетела из комнаты и побежала по гулкому длинному коридору, мрачноватому, слегка подсвеченному внутренним освещением. Ее всю трясло, хотелось жалобно заскулить, а то и вовсе немедленно помчаться в аэропорт, купить билет на ближайший рейс в Москву, а там – к маме, разрыдаться у нее на груди, пожаловаться на то, что ее никто не любит, не ценит, не хочет!

Она вдруг замерла, застыла, остановилась на взлете, словно увидела перед собой прозрачное стекло и поняла: это – стекло, надо остановиться, иначе она разобьется. Странная картинка, странное поведение, странное ощущение. Она увидела этажом ниже Михаэля, входившего в комнату Татьяны. Факт сам по себе уже не удивительный, поскольку она была в курсе нежных денежных отношений между сыном хозяйки замка и русской служанкой. Ее удивило то, что он почти сразу же вышел с коробкой сока в руке. Происходящее заставило Катю замереть и подумать: что бы это могло значить? Зачем Михаэлю понадобилось забирать из комнаты Татьяны сок? Если это только предлог, то целью его было – зайти в комнату, чтобы встретиться с Татьяной. Но ее-то там не было. Она недавно вышла вместе с каким-то господином, судя по всему, давним приятелем, и отправилась куда-то с ним на машине. Об этом знали все обитатели замка. Другое дело, что Катя, принимавшая солнечные ванны на террасе с другой стороны замка, не могла видеть, в каком именно авто парочка отправилась развлекаться. Татьяна явно поехала с этим господином не для того, чтобы мыть у него полы или стирать, это было ясно по ее роскошному наряду.