Властелин видений - Антон Грановский

– Вы – избранные! Свидетели бытия моего на лице земли сей! Какие еще чудеса нужны вам, чтобы уверовали в меня?

Общинники пристыженно молчали.

– Я указал вам пусть к спасению! – с упреком продолжил Пастырь. – Я взял вас к себе и пригрел к душе своей, как кровных детей! Отчего вы платите мне за любовь черной злобою?

Общинники потупили головы. Глаза их были полны ужаса и стыда. Пастырь посмотрел на них, прищурив светлые глаза, и вдруг улыбнулся.

– Подойдите ко мне, братие! – позвал он. – Я не держу на вас зла!

Общинники, ободренные словами своего вождя, воспряли духом и двинулись к белому чародею. Пастырь, глядя на них, заплакал.

– Все, что я делаю для вас, я делаю из любви к вам, – сказал он, и голос его тронул сердца всех присутствующих, как если бы с ними говорил сам Иисус.

– Отче! – крикнул кто-то. – Слезы твои язвят и обжигают нас!

– Смилуйся над нами, учитель! – вторил ему другой.

– Будь нам добрым Пастырем! – умолял третий.

– Хорошо. – Чародей улыбнулся им светлой улыбкой, в которой было так много доброты и любви, что даже у самого черствого и злого человека сжалось бы сердце. – Я буду вам добрым пастырем.

Смахнув с глаз слезы, он указал пальцем на обугленное тело Уголька и распорядился:

– Уберите отсюда это. Унесите и бросьте в овраг.

Благословив передний ряд общинников прикосновением длани, Пастырь повернулся и неторопливо пошел к воротам. Толпа покорно расступалась перед чародеем, а следом за ним шествовали трое его ближайших помощников, молчаливые, бесстрастные, с безжалостными глазами профессиональных ратников или убийц.

* * *

Хлопуша был потрясен чудесами, которые явил Пастырь, не меньше других. Но еще больше он был потрясен гибелью Уголька, обгоревшее тело которого уже унесли со двора.

Странным образом страх, голод и сожаление перемешались в его душе и выдали на выходе совершенно чудовищный симбиоз. Хлопуша смотрел на огромное деревянное распятие, стоящее посреди двора, и готов был пролить слезы умиления, но тут вдруг вместо креста перед глазами его вставал огромный железный противень с жареной курицей, покрытой ароматной хрустящей корочкой.

Желудок Хлопуши скручивало от голода, но тут же он видел, что у курицы, прибитой к кресту, лицо Уголька. И тогда к его горлу подкатывала тошнота.

Тогда Хлопуша стискивал зубы и начинал молиться:

– Отче наш, иже еси на небеси… Да святится имя Твое…

И вдруг он с ужасом и изумлением замечал, что мерзкие, богопротивные уста его бормочут совсем другое.

– …колбаса с салом хороша в любом виде… а поросенка, прежде чем положить на сковороду и сунуть в печь, лучше бы опустить на полдня в чан с кислым вином, а после – обмазать жирными сливками…

Хлопуша замолчал и испуганно огляделся – не услышал ли кто его голодной блажи. Но общинники были заняты своими делами.

«Вы – избранные! – прозвучал в голове у Хлопуши громоподобный голос Пастыря. – Свидетели бытия моего на лице земли сей! Какие еще чудеса нужны вам, чтобы уверовать в меня?»

По толстым щекам Хлопуши потекли слезы.

– Недостоин, Господи… – забормотал он. – Недостоин предстать пред лицем твоим, ибо грешен и погряз во грехах своих безвылазно. Но прошу тебя, Отче, смилуйся надо мной… Ибо если обману тебя, то пусть покарает меня вываренный в молоке и обжаренный на вертеле гусь, чьи потроха украсят собой капустную похлебку и придадут ей жирность и мясной привкус…

Хлопуша выкатил глаза и с размаху хлопнул себя по рту широкой ладонью. Опять!

Устав бороться с собой, верзила уселся на бревно и горестно вздохнул:

– Тяжелы грехи мои, Отче. Но, леший меня подери, как же пуст мой живот и как же мне хочется жрать! Появись сейчас предо мной дьявол, кажется, сожрал бы и его!

Хлопуша вздохнул, поднялся с бревна и, опустив покатые медвежьи плечи, двинулся к своей деревянной будке, служившей ему кельей. Там, на гвозде, вбитом в стену, его ждала плеть с оплетенным в железо охвостком.

Хлопуша назначил себе наказание сам – десять ударов плетью. Однако страха в его душе не было, и о предстоящем истязании Хлопуша думал почти с радостью. Плеть – штука неприятная, но кожа у него толстая – это раз, а боль поможет ему хотя бы на время позабыть о пустом брюхе – это два.

Ранняя выдалась весна. Теплая, мокрая, пасмурная. Глеб шагал по размокшей дороге, старательно обходя лужи.

«Что, если Молчун не врет? – размышлял он. – Что, если белый чародей и впрямь явился в Хлынь из Гиблого места?»

В ушах у него все еще звучали слова Молчуна:

«Я встретил одного безногого калику по имени Пичуга. Он был среди той шушеры, которая увязалась за Пастырем, когда тот пришел в Хлынь. Никто не видел Пастыря без сияющих одеяний. А Пичуга видел. Никто не видел Пастыря без ореола над головой. А Пичуга видел».

Часа два Глебу понадобилось, чтобы напасть на след бродяжки Пичуги. Один из калик-попрошаек рассказал Глебу (в обмен на три медяшки), где можно отыскать Пичугу. Сунув в карман монетки, попрошайка ощерил беззубый рот и сообщил:

– Я видел Пичугу полчаса назад. Он собирался навестить одного приятеля.

– Какого? – сухо осведомился Глеб.

Попрошайка сдвинул со лба шапку, прищурил слезящиеся глазки и ответил:

– Этого прохвоста зовут Ерш. И характер у него ершистей самого ершистого ерша.

– Где его найти?

Попрошайка ухмыльнулся.

– Знаешь лавку тетки Яронеги?

– Ну.

– Вот там он и околачивается с утра до ночи. Помогает Яронеге грузить на телегу коробы с зельем.

Глеб сунул в рукавицу попрошайки еще одну медяшку и отправился к лавке, которую держала торговка лекарскими снадобьями Яронега.

Возле лавки и впрямь околачивался какой-то парень. Парень был долговяз, хмур и одет в странную хламиду, похожую на одеяло с прорезями для рук.

Завидев приближающегося Глеба, парень сунул правую руку под хламиду и взглянул на него острыми, холодными глазами. Глеб остановился в двух шагах от парня и спросил:

– Ты Ерш?

Парень сплюнул Глебу под ноги и дерзко огрызнулся:

– Я-то Ерш. А ты что за донный карась?

– Меня зовут Глеб. Хочу с тобой поговорить. Отойдем?

– Я тебя не знаю, – холодно отмахнулся парень. – Иди своей дорогой, прохожий.

Глеб откинул полу плаща, скрывающую оружие, и положил пальцы на рукоять меча.

– Видимо, ты не расслышал с первого раза, – сказал он, глядя парню в глаза. – Я хочу с тобой поговорить. Отойдем под деревья.