Властелин видений - Антон Грановский

– Не все. Но тех, кто нюхает и ест бурую пыль, осталось совсем немного. Пыль нынче в десять раз дороже злата. Она мало кому по карману. Только богатым людям и…

– И жуликам, – договорил за него Глеб. Он задумчиво поскреб ногтями горбинку на переносице, после чего произнес: – Твой рассказ удивил меня. Но не убедил. Пастырь в самом деле исцеляет хворых. Как насчет исцеленных слепцов? Они ведь действительно прозрели.

Пичуга отрицательно мотнул головой:

– Говорю тебе, ходок: все это им только мнится. Им мнится, что они видят, но на самом деле они остались слепы.

– Твои слова похожи на чушь, калика.

– Пусть так. Но я знаю, что говорю. Дай мне еще монету, и ты поймешь, почему я так уверен.

Глеб с хмурым видом достал из кошеля еще одну монету и швырнул ее калике. На этот раз Пичуга ловко поймал монетку в воздухе и быстро запихнул ее в карман. После чего взглянул на Глеба снизу вверх нервозно поблескивающими глазами и сказал:

– Я видел одного из слепцов после того, как морок сна покинул его. Он шел по дороге и вдруг остановился и провел по лицу руками, будто только что проснулся. А потом стал вертеть головой по сторонам и плакать. «Я ничего не вижу, – тихо стенал он. – Ничего не вижу». Я хотел подойти к нему, но тут из кустов выскочили общинники Пастыря и изрубили слепца мечами. А после взяли его под мышки, подтащили к оврагу и швырнули бродячим псам.

Глеб чуть прищурил недобрые и недоверчивые глаза.

– Ты сам все это видел?

Пичуга кивнул:

– Да. Я лежал в траве и дрожал, как заячий хвост. Если бы общинники заметили меня, я бы тоже пошел на корм бродячим псам. Пастырь никого не исцеляет, Глеб. Он насылает видения. Слепцам мнится, что они прозрели. Хромым – что избавились от хромоты. А окружающие видят лишь то, что приказывает им видеть Пастырь.

Глеб достал из кармана берестяную коробку с самокрутками, сунул одну самокрутку в губы и щелкнул зажигалкой. Выпустил изо рта облако дыма, посмотрел сквозь это облако на Пичугу и спросил:

– Знаешь ли ты Хлопушу, брата ходока Молчуна?

– Увальня-то? – Пичуга усмехнулся. – Как не знать. С виду тюфяк, но парень ушлый. А ты почему про него спрашиваешь?

– Он в общине Пастыря.

– Сочувствую. Ежели запереть его в мясной лавке на ночь, парень сожрет столько мяса и колбас, сколько не сожрать и десятку самых рослых и прожорливых ратников.

– Молчун хочет, чтобы я вернул ему брата, – заявил Глеб.

Пичуга удивленно уставился на Глеба, потом качнул головой и сказал:

– Это невозможно. Пастырь никого не отпускает просто так. Я сам чуть не попался в его сети. Кабы не бурая пыль…

– Это я уже слышал, – оборвал его Глеб. – Скажи-ка лучше, ты был когда-нибудь в «уграйской куще»?

– Нет. Но я был рядом. Пробовал просить подаяние.

– И как? Получил что-нибудь?

Пичуга усмехнулся и махнул рукой.

– Какое там. Общинники, я слышал, сами живут впроголодь. Пара ломтей хлеба с маслом – вот и вся дневная трапеза.

– Но ты, кажется, говорил, что в общине Пастыря есть богатые купцы.

– Есть.

– Значит, Пастырь богат?

– Трудный вопрос.

– А ты напрягись и ответь.

– Думаю, что Пастырь не просто богат, а сказочно богат. Когда зажиточный купец вступает в общину, он привозит в «кущу» все свои деньги и весь свой скарб. А потом Пастырь сжигает все это на жертвенном костре.

– Сжигает? Чем же тогда живет община?

Пичуга усмехнулся тонкими губами.

– Ты меня не слушал, ходок. Я ведь говорил тебе про морок и сон.

– Хочешь сказать, что никакого костра, на котором сгорает имущество богатого общинника, нет? Что все это – лишь видимость?

Пичуга кивнул.

Глеб швырнул окурок на пол и раздавил его сапогом.

– Спасибо за рассказ, Пичуга. Веди себя хорошо.

Глеб повернулся и зашагал по лестнице наверх. На полпути он остановился, обернулся и сказал, обращаясь больше к Ершу, чем к Пичуге:

– Забыл предупредить: никому не говорите, что видели меня. Иначе…

– Знаю-знаю, – уныло кивнул Ерш. – Посадишь меня в клетку и будешь кормить гусеницами и червяками, пока я не запою щеглом.

– Точно, – кивнул Глеб, отвернулся и зашагал прочь.

Нехорошо было на душе у Глеба Первохода. В кружале он выпил несколько рюмок водки, сидя за стойкой в надвинутом на глаза капюшоне. Такая скрытность никого вокруг не удивляла. В последнее время в городе объявилось много темных личностей, не желающих показывать окружающим свои лица и скрывающих их под шапками и наголовниками.

Рядом беседовали два купца.

– Слышал про беглецов-то? – тихо спросил один.

– Про каких? – прихлебывая сбитень, уточнил второй.

– Три дня назад из княжьей дружины убегли два ратника.

– Как убегли?

– Да вот так. Убили полкового казначея, забрали золото и убегли.

– Ну, дела. И где ж они теперь?

– Поговаривают, что в чащобе. Промышляют близ большака. Уже один купчик пропал, вместе с подводой.

– Ужас.

Глеб потерял интерес к купцам. Очередные разбойники. Обычное дело. Тут едва ли не каждый месяц объявляются новые разбойники и начинают резать купцов на большаках.

Глеб выпил еще рюмку водки. Ему в голову пришла вдруг забавная идея. Через тыщу с лишним лет профессор Константин Евгеньевич Земцов со своими студентами будет проводить раскопки в Гиблом месте. Что, ежели послать ему весточку? В стихах!

– Эй, парень, – окликнул Глеб целовальника. – Где тут можно раздобыть кусок бересты и писало?

– У писаря Ропши, – ответил целовальник.

– А где мне найти этого писаря?

– Да вон он – прямо у тебя за спиной.

Глеб обернулся. За ближайшим столом сидел, подперев щеку рукой, невзрачный мужичок с козлиной бородкой. Завидев приближающегося Глеба, он тревожно вскинул голову и уставился на него испуганным взглядом.

– Эй, ты, кажется, писарь? – окликнул его Глеб, останавливаясь возле стола.

– Д-да, – промямлил козлобородый.

– Можешь продать мне кусок бересты и писало?

Козлобородый прищурил лукавые глаза и ответил:

– Коли дашь хорошую цену, так продам.

Глеб достал кошель, выгреб несколько медяшек и положил на стол.