Мёд жизни - Лидия Сычева

Раздумья тенью легли на её лицо – она даже нахмурилась. А монтажник Василий говорил тем временем товарищу-кабельщику: «Видишь, Петя, как хорошо, что ты нынче побрился! Дамочка на тебя и запала!..»

Василиса проснулась, открыла глаза и ахнула: сквозь лёгкий тюль окошка видно, как кружатся редкие круглые снежинки. «Заморозки! – пронзил её ужас. – В начале мая!»

В один миг она приникла к стеклу. И рассмеялась: это был не снег, а белый цвет – с яблонь, груш, вишен. Лепестки усыпали землю в палисаднике и всё летели, кружась, бело-розовые.

«Какая же я счастливая! Неужели ничего когда-то не будет: меня, вишнёвого цвета, моей любви?!»

Она сидела на остановке среди старух, потом ехала с ними автобусе. Василиса выбралась на рынок купить продуктов и нахватала вроде всего понемногу, но сумки получились неподъёмными.

Старухи вышли из церкви. Нарядные, оживлённые, в белых платочках, в новых юбках и кофтах, они были освещены радостью праздника, но говорили негромко, деликатно. Они будто только что узнали тайну жизни, и теперь, ликуя и скромничая, несли её.

Василиса вглядывалась в их лица, слушала простые разговоры. И думала: «Неужели у каждой из них – душа 17-летней девушки?!»

А накануне все кричали «Христос Воскресе!», были добрыми, предупредительными. Мужики – в новых, редко надеваемых, костюмах, и оттого, что эта одежда им непривычна, что она их сковывала, мужики вели себя по-другому, не так, как всегда, сдержанно курили у ворот кладбища и говорили негромко.

Жены их были с высокими причёсками, сильно накрашенные, в вечерних платьях, на шпильках, как будто нарядились в театр или на свадьбу; малые дети, тихие, с испуганными личиками, цеплялись за материнские юбки, страшась большого стечения торжественного народа. Могилы стояли весёлые, нарядные, как цветочные клумбы; аккуратные холмики были любовно присыпаны оранжевым песком, украшены пышными искусственными венками, букетами из пластиковых роз, ромашек, сиреней.

Между могил шныряли с пакетами ловкие мальчишки, собирали «поминание» – крашеные яйца, конфеты, пирожки, хвастаясь друг перед другом добычей. На входе певчие затянули раздольное, на голоса, прославление Воскресению Христову. В углу кладбища толпа чёрных, некрасивых цыган – грузные мужики в атласных рубахах, бабы с золотыми зубами – сгрудились вокруг стола со снедью. Они, гомоня, пили и закусывали.

– …А бабушка, тебе она, получается, прабабушка, лечить умела, к ней люди ходили. – Василиса с племянником Игорьком стояла у пары простых могил с чёрными фигурными металлическими крестами. – Лечила молитвой, заговором. От испуга, от болезней нервных. Один раз я слышала – за занавеской сидела, как пришел мужчина и так просил, так умолял её, чтобы она приворожила девушку! «Я всё отдам, что у меня есть, лишь бы она была моя». Бабушка отказалась: «Це не Божье дело. Люди должны по согласию сходиться. Я тебя могу полечить от тоски, чтобы ты о ней больше не думал». Не знаю, чем дело кончилось, но такой разговор я слышала. А дед Иван, твой прадед, суровый был! Не любил болтовни. Он дошел до Берлина и расписался на Рейхстаге. Есть фотография: он с бойцами, а на стене крупно – «Иван».

– Василиса, это кто ж с тобой, не Васи ли сын? – Ольга Казачкова, троюродная, подошла к ним с кумой Галиной.

– Да! Приехал с Калуги погостить.

– Ой, парень какой славный! А работаешь где? На заводе? Не женатый пока? А невеста есть? Если нету, мы тебе в Лазоревке найдём, девки у нас – красавицы…

– Дедушка, мы с тётей Василисой сегодня были на кладбище, и я, можно сказать, увидел свои истоки, – говорил Игорёк после праздничного обеда, за чаем с куличом. – А пра-прадедушки Михаила где могила?

– Там же, но теперь не найдёшь. В войну кресты на дрова ломали. Зимы были страсть холодные, – объясняет дед Петро.

Игорёк-уголёк – так зовёт племянника Василиса. Черноглазый, черноволосый, белая футболка ему к лицу. «Эх, Вася», – вздыхает она, вспоминая погибшего брата. Вырос парень без отца, некуда ему голову преклонить!

– Я, дедушка, считаю, что сначала надо образование получить, жильём обзавестись, а потом жениться, – рассуждает Игорёк. Но уверенности в его голосе нет, он как бы «советуется».

– А чё ж, невеста есть? – вкрадчиво спрашивает дед.

Игорёк мнется, потом, посматривая на Василису, бухает:

– Есть, но она сильно молодая, ей 18 только!

– Учится где?

– В колледже медицинском, на фельдшера. Вот, – Игорек показывает на экране телефона фото белокурой девушки со строгим, волевым лицом.

Василиса с отцом по очереди рассматривают невесту.

– Пойдёт, – выносит вердикт дед Петро.

– Такая спуску не даст, – смеется Василиса.

– Да, – соглашается Игорек, и видно, что ему нравится, что «не будут давать спуску». – Но жениться… – Он морщит лоб. – Я не знаю… Это дело такое… Это…

– Хуже, чем ипотека! – подсказывает Василиса.

– Именно! – с жаром восклицает Игорёк. – На всю жизнь! Вы подумайте только! – Он машет руками, глаза его, опушенные длинными, как у девушки, ресницами, влажно блестят.

– Вот тебе сейчас 26 лет, – рассуждает дед Петро. – И ты собрался учиться, жильё зарабатывать. А когда ж ты жениться собираешься?

– Дедушка, по-другому не получается! – объясняет Игорек. – Потребности, знаете, какие сейчас у молодёжи? И одеться надо, и отдохнуть культурно. А зарплата на заводе заморозилась. А тут ещё ипотека…

Дед Петро смотрит на внука со снисходительным прищуром.

– Да? У нас сосед, тоже Игорем звать, – он показывает в окно на соседний дом, – старше тебя на год. Неделю назад третий раз женился! И в каждой семье – по дитю! Во как! Дед с бабкой не успевают за него алименты платить! Они ж уморились от его жен! – И дед Петро заразительно хихикает, машет рукой. – Привыкнут к одной – он её уже к матери отвез, другую взял. Ну всё, мол, эта любовь настоящая, машину лентами убрал, повез в загс новую бабу, пожили-пожили, дитя родили, опять не так! И со всеми, заметь, под запись идёт. По закону!

– Вообще, Игорь парень хороший, работящий, – вступается за соседа Василиса. – Не везет ему в семейной жизни.

– Дедушка, а как ты женился на бабушке?

«А правда, как?» – и Василиса с удивлением вспомнила, что мама никогда не рассказывала ни про свадьбу, ни про ухаживания отца.

– Я пришел из армии, и Марию один раз увидал – на улице. И так она мне понравилась!.. Узнал чья. Пошел к деду Ивану. Говорю: отдай за меня дочь! Он: бери Зинаиду, старшую. Нельзя дорогу перебивать. А я: не хочу! Мне Мария нравится! Ну, и дело ничем кончилось.

А потом я уехал на Урал и вызвал Марию письмом. На станции встретил её на машине-полуторке, с шофёром. Приехали на квартиру, я водителя угостил, он с нами пообедал, выпил. Вот и вся свадьба – три человека! И ничего, прожили вместе 52 года. Так-то. – Дед Петро хлопнул широкой ладонью по столу. – Ты вот что, Игорь. Я тебе дал денег, на хороший костюм хватит, на застолье. Есть невеста, говори: выходи за меня замуж! Согласна – хорошо, нет – до свиданья. Другую найдём, ещё лучше. А то будут они хороводиться: когда-то он выучится, заработает… А жить когда?!