Мёд жизни - Лидия Сычева

Прямо за дверью спаленки разразилась нешуточная буря. Непарламентские выражения долетали до чуткого уха Варвары. Ругательства перемежались робким лепетом Светланы Борисовны, мол, что она такого сказала, но оправдания ещё более распаляли праведный гнев высокотактичного супруга. «В моём доме… я не позволю… чтоб ноги тут не было…»

Дверь то и дело дёргалась – это Елена Семёновна с чашками на подносе пыталась пробиться к имениннице. Вскоре и её писклявый голосок – «динь-динь-динь, динь-динь-динь, колокольчик звенит» – вплёлся в разрастающуюся склоку. Елена – женщина высокого воспитания, из интеллигентной семьи, педагог в четвёртом поколении, и ей не понравились грубые выражения, в коих Эдуард Тихонович изъяснялся со Светланой Борисовной. Градус скандального разбирательства возвысился до крика.

На лице Жанны обозначилось страдание, слёзы заблестели в её тусклых глазах.

И тогда Зинаида Афанасьевна оживлённо взвизгнула:

– Ой, девочки, чё-то скучно сидим! Именины всё-таки! А почему не поём?!

И Зинаида с ходу затянула:

– «Я люблю тебя, Россия, // Дорогая моя Русь, // Нерастраченная сила, // Неразгаданная грусть…»

Надо сказать, что Зинаида всю жизнь была солисткой, голос у неё красивый, тембр грудной, слух абсолютный, но, когда в этот драматический момент она влезла с песней про родину, Варваре этот ход показался до такой степени фальшивым и неуместным, что она не смогла себя сдержать:

– Зинаида Афанасьевна! Ну мы ж не депутата с именинами поздравлять пришли? Давайте споём что-то душевное, подходящее к случаю…

Зинаида замолчала и поджала губки – обиделась. И тогда Варвара, пихнув ещё одну гостью, скромницу Раису Лапушкину, затянула детским голоском:

– «Пусть бегут неуклюже, пешеходы по лужам, а вода – по асфальту рекой…»

Раиска дисциплинированно подтянула:

– «К сожаленью, день рожденья только раз в году. Аа-аа-аа…»

Зинаида хранила гордое молчанье.

На моменте этих натужных спевок в спаленку, наконец, прорвались заплаканная Светлана Борисовна, возмущенная Елена Семёновна с подносом, а вслед за ними, с красными пятнами на щеках, зыркая бегающими глазками, аки коршун влетел высоконравственный супруг-затейник.

Ну, посидели ещё минут пять для приличия, отхлебнули по глотку остывшего чая и стали прощаться с Жанночкой: «Не будем тебя утомлять, береги силы!», «Выздоравливай!», «Каждый прожитый день – счастье!» и т. п.

Кое-как вывалились за ограду особняка и прямо на улице стали жутко ругаться:

– Че ты с песней о родине вылезла?! Зачем это больному человеку?!

– То, что эта песня – хорошая, она ко всем случаям подходит! Она на автомате у меня! Я остолбенела, когда брань площадную услышала! Больше вообще ничего не смогла вспомнить! А с тобой, Варвара, я прекращаю отношения! Ты меня перебила оскорбительно, унизила в чужом доме!

– Света, ну ты дура, что ли, не понимаешь, что можно говорить, а что нельзя? И где говорить? Кому ты эту новость рассказываешь?! Умирающей женщине, у которой здоровый муж! Он бегает, как конь в пальто, по всей области!

– Когда идёшь в чужой дом, разговор надо заранее планировать, сценарий составлять, а не так, с бухты барахты…

Ругались-ругались, и тут Елена Семёновна, как человек взвешенный, с крепкой нервной системой, вдруг говорит:

– Девчонки, стоп! Возвращаемся к истокам. Положим, Светлана сказала глупость. Так?

– Так!

– Реконструируем. Она поведала про Павла Аркадьевича, про то, как он женился через два месяца после смерти жены. Так?

– Так!

– Вопрос: а почему Эдуард Тихонович на эту информацию нервно отреагировал? Если ты верный муж, заботливый и внимательный, чего ты на свою семью чужой негатив примериваешь?!

– Да на нём клейма ставить негде!

– Из его любовниц в Кипрянах можно роту составить!

– Бедная Жанна!

– Лучше жизнь в шалаше, чем смерть в золотой клетке!

– Фарисей и лицемер!

– Вот! – подвела итог Елена Семёновна. – И мы из-за этого проходимца, как именует его Варвара Парамоновна, ругаемся?! Умные женщины, цвет интеллигенции Кипрян, поддаёмся на провокацию, выполняем его разрушительную программу, суть которой – разделяй и властвуй?! Посмотрите на великую манипуляцию, которую он, благодаря нам, провернул: в глазах Жанны гости остались никчемными, бестактными дурочками, а он – её единственный защитник, ограждающий супругу от нежелательных эмоций! Вы поняли?

– Ну мурло! – восхитилась Зинаида. – Высший пилотаж!

– Хвост собачий, хам! – всхлипнула Светлана Борисовна. – Павел Аркадьевич гад, конечно, но он святого праведника из себя не корчит! Честно женился на молодухе, не то что некоторые!

– А Жанне каково жить с этим монстром? Он же пол-Кипрян обворовал! – довершила обличение Раиса.

– Девочки! Я публично прошу прощения у Зинаиды Афанасьевны! – Варвара прижала руку к груди. – Виновата!

– Ладно, мир. – Зинаида оттаяла. – Я думаю так: Жанну мы всё равно не бросим, будем к ней ходить, звонить ей, а проходимцу предлагаю послать мысленно «фи», выразив этим общее презрение. А сейчас надо отметить именины Жанны по-человечески, поднять бокалы за её здоровье. Идёмте в «Сказку», там посидим без напряга!

На том и порешили.

Через две недели Жанна умерла. Хоронить её повезли в родную деревню Корнеево, откуда, кстати говоря, и проходимец родом (они с Жанной учились в одной школе, разница между ними в год). Эдуард Тихонович похороны организовал по высшему разряду – автобус на сорок мест да машин легковых ещё штук двадцать было.

Когда траурный кортеж подъехал к кладбищу, местные ахнули от такой пышности. Варвара Парамоновна уловила краем уха их разговоры:

– Мы такого богатого народа отродясь не видали!

– Ничё! Все помрут! От неё не откупишьси…

– Шуб скольки норковых! Целый выводок!

– А венков-то, венков! Прям принцессу хоронят!..

Венки были сложены в багажном отделении автобуса. Непонятно почему, но доставал их оттуда и раздавал Эдуард Тихонович. И тут Варвара Парамоновна невольно стала свидетельницей характерной сцены. Подходит за венком новая учительница из школы, посланная представительствовать от коллектива на церемонии, и проходимец, узрев сие невинное создание, тотчас распустил перья:

– Ой, давайте я вам полегче что-нибудь подберу! Как вы, такая хрупкая, на морозе будете тяжести носить?!

У Варвары от изумления челюсть отвисла. «Ты ж только что безутешно рыдал, когда гроб из дома выносили! В голос выл! С причитаниями: закатилось солнце красное, белый свет немил, горе сердце затопило! Оказывается, не всё так плохо!..»

Варвара подошла следом за девицей взять венок, но проходимец на неё вообще не отреагировал. Даже головы не поднял и не глянул – кто это. Сунул ей первый попавшийся – самый мохнатый, кстати. А сам всё зыркал вслед красотке, семенящей на высоких каблуках.