«Колыбель» Победы - Герман Романов

– Так точно. Только не двух корпусов, а четырех. Так фронт действий нашей армии будет растянут до Пушкинских Гор, в 22‐й армии Берзарина дела совсем плохи. «Латышские» и «эстонские» дивизии предстоит отвести на рубеж Шелони, от Порхова до Шимска – спешно создается Новгородская армейская группа. В ней пока сформирован только штаб, приданы строители и саперные батальоны. Будет артиллерия, но без пехоты эти четыре «прибалтийские» дивизии фактически ограниченно боеспособные. Довести их до штата не проблема – влить всего по 5—6 тысяч бойцов, опять же время на то нужно, а его нет. И самое главное – у них мало нашего вооружения, а боеприпасы к «арисакам» и «виккерсам» закончились. Снарядов к пушкам нет, а ведь зенитные «бофорсы» великолепны. – Гловацкий закурил еще одну папиросу, подумал и резко провел тупым концом карандаша по линии от Острова до Порхова, где уже были нанесены тонким пунктиром строящиеся оборонительные рубежи.

– Мы остановим танковую группу здесь, а по нам ударят с юга. Зайдут в тыл, и скоро! Разведка доложила, что к Пушкинским Горам по бездорожью на юг от Острова идут колонны мотопехоты. Судя по всему, эсэсовцы «Тотен копфа» претворят в жизнь то, от чего оторвали 8‐ю танковую дивизию из корпуса Манштейна, что попал в плен. Так что стягивай туда бригады 41‐го корпуса, благо они рядом, и из Пскова 111‐ю перебрасывай – этот полк до штатов довели. Остановят «черную гвардию» Гитлера – силы равные. А вот через неделю туго станет – 16‐я германская армия одним корпусом давит на Великие Луки, а два других на нашу долю придется. Армия Берзарина, если экстренно не усилить, даже одну дивизию не остановит. Там фактически две бригады единственного 65‐го корпуса и 46‐я танковая. Твои предложения?

– А чем мы линию Порхов – Остров с юга прикрывать будем, Николай Михайлович?

– Обещают через пару недель дать три дивизии нового формирования: ленинградские – две стрелковых и одна кавалерийская. Вот эти соединения от Порхова до Острова прикроют нашу армию с юга. К этому времени и 128‐ю дивизию до ума доведем.

– Армию Берзарина усилят?

– Не знаю, вроде как намекают, но на это время нужно, сам понимаешь. Единственная помощь уже в Старой Руссе – «сырая» совсем дивизия «нового набора», будет город оборонять. Толку в наступлении с нее не будет, а город, может, и удержат.

– Дела, – задумчиво протянул Егоров, закурил папиросу, пальцы чуть подрагивали, держа горящую спичку. Генералы молча стояли и смотрели на карту, напряженно размышляя.

– Управление 24‐го корпуса со всеми приданными частями отправить Берзарину незамедлительно, они ведь из самой 27‐й армии. Только с русской матчастью, что мы передали из нашего 41‐го. В него перенаправить бригады из прибывающих к нам сейчас дивизий. Номера будут как у «доноров», для дезориентации противника – приказ на то из Москвы получен. Ладно – из Карелии к нам перебрасывают 198‐ю дивизию и еще несколько бригад, вроде пять, из «донорских». Это остатки – из кадровых частей там больше не взять. Что сформируют в Ленинграде из ополченцев, будет отправлено на финнов – маршал сказал, что они рвутся к Ладоге.

– Хм… Хватит на 22‐й корпус, и по бригаде пополнить наш 16‐й и 65‐й Берзарина. Неужели 27‐я армия тремя корпусами один немецкий не свяжет?! Все же чуть сильнее, чем по апрельскому штату «400» для наших дивизий. Артиллерии в них почти столько же, бойцов 17 тысяч, на две с половиной тысячи больше. А в германской дивизии всего 16 тысяч солдат и офицеров. Да еще к ним 42‐ю танковую бригаду мы направить можем – все же та из их армии. Но опять же – для этого нужна неделя, а она у нас будет?!

– Так, подготовь немедленно наши предложения генералам Захарову и Ватутину и отправь незамедлительно. И еще – 202‐ю стрелковую дивизию и 24‐ю танковую бригаду следует, не мешкая часа, перебросить к Пушкинским Горам и Новоржеву. – Гловацкий нахмурился: «Того генерал Собенников и требовал, фронт ведь рвется, как туалетная бумага, везде в нем дырки, как в швейцарском сыре. А я скозлил, да уж… Нехорошо вышло! А теперь отдаю намного больше, собственные резервы извожу».

– Так точно! Они задержат немцев в случае чего. Может, следует и 3‐й мехкорпус задействовать, там вроде одна бригада почти готова.

– Нет, это главный козырь в нашей колоде, как и корпус Лелюшенко. И здесь торопиться не следует, нужно довести их до полной готовности, танки из Ленинграда поступают бесперебойно, но маловато автотранспорта. Готовь шифровки и немедленно отсылай. Вот и все, теперь только ждать директив и понять, когда же нам передадут те пять кадровых бригад, что наскребли на Карельском перешейке. Надежды на помощь новыми дивизиями нет, резервы просто взять больше неоткуда…

Командир пулеметной роты 118‐й Краснознаменной стрелковой дивизии младший лейтенант Власьев

Ново‐Псковский (Локновский) укрепрайон

– Ты как, взводный?! Крепко садануло?!

Оглохший, засыпанный комьями земли Власьев медленно приходил в себя, всем телом содрогаясь от толчков – крепкие руки политрука Семенова трясли его за плечи, словно в детстве он сам старую грушу в саду, чтобы с ветвей упали на землю сочные плоды.

Открыв глаза, Власьев увидел склонившегося над ним комиссара. А так уже стали именовать командиры и бойцы между собою политруков. Словно дыхнуло из приказа товарища Сталина трагизмом сложившейся на фронтах ситуации – немцы рвутся к Ленинграду, Смоленску и Киеву, «непобедимая» в песнях РККА потерпела жуткие поражения и отходит – над первым в мире государством рабочих и крестьян нависла страшная угроза порабощения. Тут само слово «комиссар» как нельзя жестче подчеркивает всю серьезность того положения, в котором оказалась Советская власть.

– Мутит чего-то… Контузило маленько… Ничего, перебедую…

В несколько приемов Власьев с трудом вытолкнул из забитой пылью глотки слова. Дрожащей рукой взял протянутую в суконном чехле фляжку и глотнул из горлышка. Вода была тепловатой, проклятое солнце снова стало припекать – жара невыносимая какую неделю стоит, и так тяжело, а тут еще фашисты штурм устроили. Всего-то два дня прошло, а уже всем кажется, что миновала целая вечность.

– Атаку отбили?

– Ага, хорошо им врезали, лейтенант! Они нас оттого из пушек долбить стали, крепко обиделись! От злобы бессильной…

Земля содрогнулась от близкого взрыва, сплетенная из ивовых прутьев стенка окопа заходила ходуном. По стальной каске Семенова враз стукнуло несколько комьев земли. Политрук осекся и опасливо втянул голову в плечи.

– Шестидюймовым фугасом всадили, не пожалели. – Власьев привычно определил калибр прилетевшего от немцев снаряда. – Да сколько же они их сюда привезли?! Палят и палят, сволочи!

Окоп тряхануло еще раз, Власьев чуть не прикусил язык. Но взрыв тут помог ему окончательно прийти в себя:

– Как с моим взводом?!

– А нет почитай взвода твоего, лейтенант! И дня ты им не командовал в бою. Убитых и раненых десяток бойцов будет, не меньше, скоро подсчитают и на КП доложат. А твои «кольты» в металлолом скрючило зараз две штуки, да дзот раздолбали нам, паскуды!