Ночь самой дорогой любви - Лиза Бетт

— Я не хотела дома разговаривать. Пусть поспят. Им и так досталось ночью.

— В смысле, досталось?

Таня сжала губы, ожидая пока мимо нас пройдет подросток с собакой, похожей на пушистый пуфик. Проводив его глазами, она вынула из кармана сигареты. Достав одну, проститутка протянула пачку мне, но я помотала головой. Не срослось у меня с курением.

Мы отошли от дверей подъезда и сели на деревянную лавочку около качелей.

Блондинка подкурила и потушила спичку, тряхнув рукой.

— Генка вчера приходил. Яна с ним бодалась. Он хотел Варю избить, чтобы надавить на нас, но она не дала, собой закрыла.

Я ничего не говорила. Не могла. Слова застревали в горле. Генка пидор сука. На бабу руку поднял. А хотел на ребенка. Таких тварей надо решать.

— Мы уже выплатили долг. А эта гнида еще требует.

— Какой долг?

— Там долгая история, — Таня глубоко затянулась и отшвырнула окурок.

— Я никуда не спешу, — поддев камешек мыском ботинка я пнула его и посмотрела на блондинку. Та подкурила еще одну и медленно выдохнула.

— Варя родилась с пороком сердца. Деньги нужны были на лечение. Сначала от государства лечили, но сама знаешь, как это бывает. Янка все пороги обила у чинуш и докторов. Те руками разводили. Вот Ксюшка ей и посоветовала обратиться к Чёрному.

— Кому?

— Андрей Чёрный. Чёрный погоняло. Генка его шестерка.

Теперь поняла. Тот самый Саша Белый. Уёбок.

— Он дал сумму, указав сроки, когда долг нужно будет вернуть. Но откуда такие деньги у матери одиночки. Вот после этого он её и подтянул. Мы с Ксюшей за неё заступились и он разрешил увеличить срок возврата долга. С условием, что документы наши заберет.

Повисла долгая пауза. Никто из нас не торопился нарушать тишину. Я переваривала только что услышанное. Херовая ситуация.

— Сколько брали? А почему в банк не обратились?

— Двести или триста тысяч. Но мы отдали. Мы втроем экономили на всем и рассчитались с Черным. Хотели документы у него забрать, но Генка не дал. Пьяный был. Он когда выпьет, дурной становится. Вот и забарагозил. А в банк… Янка итак торчит сумму. Раньше отдавала помаленьку, а сейчас перестала. Черному все что было несла.

Она замолчала.

Ветер трепал оголенные ветви деревьев, гонял по двору целлофановый пакет. Где-то вдалеке посигналила машина, послышался визг шин. Город жил своей жизнью. И с каждым днем все повторялось. Как бег стрелок по циферблату. Жизнь по кругу.

Мы сидели на лавочке и продолжали молчать. Удивительно, что не услышали шаги за спиной. И это стало роковой ошибкой.

Тишину комнаты нарушил звонок телефона. Солнце уже встало и нещадно палило сквозь панорамное окно спальни. Какого хрена кто-то звонит в такую рань?

Я глянул на часы на запястье и откинул голову на подушку. Бляять. Ну конечно. Я же обещал Арине приехать к 11. А вчера снова напился и проспал к херам.

Сотовый продолжал нещадно вопить, и я зашарил по тумбочке в поисках гаджета.

— Макс не могу поверить, что ты все еще спишь!

Голос подруги был бодрым с долей истерических ноток. Что там опять случилось?

— В чем дело?

Девушка помолчала, пыталась совладать с собой.

— Отец опять приезжал. Он настаивает на скорой свадьбе, а я не хочу. Ну почему он такой эгоист — совсем меня не слушает, может, ты с ним поговоришь?

Батя Арины был партнером отца и моим по совместительству. Но это не умаляло того факта, что он был еще и нашим другом. В любых делах он полагался не только на свою эрудицию и знания, но и на наши с отцом советы. Неплохой мужик, но со своими тараканами. А кто сейчас без них?

— Не волнуйся, скоро буду.

Дорога не заняла и получаса и вот я уже стучу в дверь с золотистым орнаментом. Арина долго не открывала. Не удивительно в её-то положении.

— Иду! — протяжное восклицание донеслось из-за толстого слоя металла.

Звук щелкающих замков и вот уже подруга виснет у меня на шее. В буквальном смысле. Костыли со стуком падают на пол, и хрупкое тело девушки обрушивается на меня с силой, несопоставимой с размерами XS.

Я инстинктивно обхватываю талию Арины и, делая шаг в квартиру, не глядя защелкиваю замок.

Чувствую, как она всхлипывает, и закатываю глаза. Опять её отец напортачил. Как можно быть таким идиотом? Знает же, что у дочери слабая психика. Долбоеб.

— Тише, малышка, — пройти в квартиру в обуви я не могу и разуться, соответственно тоже. Приходится тупо стоять и поддерживать одноногого бандита. Бандитку. Не удержался и улыбнулся, получив тычок в плечо.

— Ты еще смеешься? Отец насильно выдает меня замуж, а тебе смешно?

Я сделал уязвленный вид.

— Насколько мне известно, жених не против свадьбы, ты одна ломаешь комедию. Заканчивай.

— Потому, что я не хочу портить жизнь нам обоим. Как ты не понимаешь?

Мне надоело обсуждать одно и тоже. Попытался сменить тему, пока настроение окончательно не испортилось.

— Как твоя нога?

Блондинка поняла намек и ответила.

— Врач сказал, через пару-тройку недель можно будет снимать гипс. Если заживление продолжится по плану. Унеси меня на диван.

Я покорно подчинился и аккуратно усадил подругу в гостиной, расположив поврежденную ногу на пуфик. Пришлось пройти в обуви. Но домработница Арины меня простит. Надеюсь. Ведь она по совместительству и моя.

Разувшись и скинув куртку, я направился на кухню и загрузил кофемашину. Пошарив в шкафах нашел горькую шоколадку и положил на стол. Как можно есть эту гадость? Арина любила сладкое, но для подержания фигуры ограничивала себя. Раньше, помнится, она ела шоколадки тоннами и не переживала за последствия. Но тогда она была чуть объемнее.

— Макс мне маккиато! — донесся до меня её писклявый голосок. На самом деле голос у Арины красивый. Как у большинства девушек в меру нежный, и тонкий. Но мне нравилось её подкалывать и издеваться. Она мне как сестра. А сестру «не подъебешь — ни проживешь», как говорится.

— А я думал гляссе… — три. Два. Один.

— Ты с ума сошел! Забыл, как меня может разнести от такого количества калорий?

Сварив кофе, я поставил чашки на поднос, туда же плитку шоколада и расположился на диване, рядом с подругой. Арина придвинулась к моему плечу, и я обнял её, поцеловав в макушку.

— Ты такой хороший, Макс. Твоей девушке повезёт.

— Если она переживет тщательный досмотр со стороны отца, — не удержался я.