Тайна испанского манускрипта - Нина Запольская

– С приплюснутым носом? – так же тихо переспросил капитан. – Видел, спасибо, дружище.

Дело в том, что всё сегодняшнее утро за ним от самой пристани неотступно, но неловко, следил какой-то матрос – молодой ещё человек среднего роста с отёкшим от беспробудного пьянства лицом и перебитым носом.

Тут из дальнего угла таверны раздался крик:

– Доктор, доктор, вылечите меня, пожалуйста! Я вам денег дам!

– Денег? – громко повторил доктор Легг в наступившей тишине и вдруг, сделав важное и грозное лицо, приосанился. – Деньги давайте сразу, а то поможешь людям – потом ни денег, ни благодарности! Лежит в гробу и делает вид, что не узнал!

В таверне прогремел новый взрыв хохота – что и говорить, во все времена люди любили подшутить над врачами, ничего тут не попишешь. Но докторов любили: матросам нравилось, что с ними хоть кто-то нянчится, даёт им микстуры и слушает пульс.

Капитан дождался, пока доктор Легг допьёт пиво, попрощался со старым слугой банкира Саввинлоу, вложил ему в руку монету и хлопнул по плечу. Расплатившись, они с доктором вышли. Идти им было по дороге: доктор торопился на свой корабль, а капитан мечтал скорее избавиться от своего груза – деньги по-прежнему лежали у него под мышкой.

Поднявшись на палубу «Архистар», капитан заглянул к Томасу и сказал:

– Томас, собирайся, мы завтра едем в Лондон.

****

Утром следующего дня миссис Трелони, которая по настоянию доктора была сегодня в постели, пригласила к себе дочь и сказала:

– Дорогая, у меня для тебя ошеломляющая новость! Твоей руки намерен просить сам лорд Джон Грей! Ты представь только!

Но увидев, что Сильвия ничем не выражает своей радости и, как потерянная, молча смотрит на неё, миссис Трелони опешила и переспросила:

– Что ты на это скажешь?

– Но я не люблю его, мама! – пробормотала Сильвия.

– Ну и что? – сказала ещё ничего не понимающая мать.

– Я не хочу за него замуж, – отрезала Сильвия.

– То есть, как это не хочешь? – повысила голос миссис Трелони.

Возмущению её не было границ, она даже спустила ноги с кровати, потом, правда, легла снова.

– Как это не хочешь? – переспросила она. – Да кто тебя спрашивает, прелестное дитя? Я не собираюсь спорить с девушкой твоих лет. Ты живёшь на всём готовом! Да что ты знаешь, в конце концов, о браке?.. И что ты понимаешь в мужчинах? Лорд Грей – чудесная партия для девушки: он молод, знатен, красив!.. Он богат, наконец! Не муж – а сказка!.. Я даже не намерена ничего обсуждать с тобой! Это просто счастье, что он в тебя влюблён!

Миссис Трелони захлебнулась негодованием: она перевела дух и посмотрела на дочь. Сильвия по-прежнему молчала и даже смотрела в сторону. Миссис Трелони стало её жалко. «Пожалуй, я зря накричала на ребёнка, – подумала она. – Это всё нервы». Правильно сказал ей вчера доктор: «Миссис Трелони, вам необходим немедленный отдых и покой!» Она сама не своя всё последнее время. Надо как-то исправлять положение.

И уже спокойно и миролюбиво она сказала:

– Сильвия, пойми: мужчин на свете такая нехватка, что женщины теперь не пользуются своим правом отказывать. Для женщины большая честь, если ей делают предложение… У мужчин такой огромный выбор, они могут стучать в любую дверь – и их везде примут. А если какая-нибудь капризная девица ответит поклоннику отказом, то она потеряет его навсегда, поверь!

И миссис Трелони ласково улыбнулась дочери. Та стояла, по-прежнему не глядя на мать, и та, как можно мягче проговорила:

– Ну, что ты знаешь о любви, дорогая? И потом, какая тебе разница? Ведь ты ни в кого не влюблена.

И тут она с удивлением увидела, как сильно переменилось лицо дочери от этих слов. Та глянула на неё, опалив чернотой глаз, вся задрожала и бросилась вон из комнаты. Миссис Трелони осталась одна, сама не своя, душа её ныла и томилась в трепете. Такой она пребывала до самого вечера, пока заплаканная Сильвия вдруг не вошла к ней и не сказала гордо, что она согласна стать женой лорда Грея, когда тому будет угодно.

Миссис Трелони прослезилась… Слава богу!

****

Ранним утром капитан и Томас Чиппендейл стали собираться в Лондон: капитану надо было отвезти деньги в банк.

К миссис Трелони был послан матрос с письмом, в котором капитан уведомил её о своём отъезде и справился о здоровье, конечно. Собираясь, капитан проверил пистолеты – не подмочен ли порох на затравке. Два пистолета он взял себе, третий отдал Томасу, предупредив его, что стрелять надо только в случае крайней опасности и с близкой дистанции, чтобы наверняка. Томас замялся и опустил глаза. Капитан всё понял и вздохнул.

У гостиницы друзья сели в наёмную карету. Передвигались эти кареты медленно, поэтому только через три дня капитан с Томасом приехали в Лондон, где сразу же направился в банк, чтобы избавиться от своего ценного груза.

Высоченные тёмные дома, из узких сводчатых ворот которых выходила немыслимая вереница людей, поразили Томаса. После тихих улочек своего родного Отли эта огромная толпа особенно смущала его. Да и язык горожан показался Томасу незнакомым и звучащим, почти как иностранная речь. Ему никогда не приходилось слышать, чтобы по-английски говорили так быстро и отрывисто. Важные коммерсанты в банке заставили Томаса сжаться, он, как мог, постарался стать меньше и незаметнее. После банка Дэниэл сказал, что у них есть ещё кое-какие дела, и повёл Томаса куда-то в непонятном направлении.

Улицы, по которым они шли, были сплошь торговые, тесные, узкие и шумные. По ним в большом количестве сновали торговцы, которые кричали, переговариваясь, и которые что-то несли взад и вперёд, расталкивая друг друга, и у Томаса голова вскоре закружилась и от окружающих запахов, и от человеческого крика, и он уже не различал больше, куда и зачем он идёт, а старался только не отстать от Дэниэла. Он удивлялся, что роскошные наряды жителей Лондона соседствовали с лохмотьями, множество увиденных непонятных товаров ошеломили его, хотя внутренним чутьём он и понимал их ничтожность. Несколько раз из подворотен до его носа донеслось знакомое аммиачное зловоние.

Дэниэл двигался в одном направлении, дороги не спрашивал, а только иногда останавливался и смотрел по сторонам. Вскоре он удовлетворённо хмыкнул, и они зашли в какую-то лавочку: тёмная дверь со скрипом отворилась, и у них над головами раздалось мелодичное позвякивание. Здесь, как понял Томас, озираясь по сторонам, торговали всем, что надо для опытного моряка, только моряка не молодого, а словно совсем уж старого или даже древнего.

По полкам лежали потрёпанные карты, залистанные до жирного блеска морские атласы с завёрнутыми страницами, виднелись причудливые раковины и кораллы, стояли модели старинных кораблей. На стенах висело разного рода оружие, холодное и огнестрельное, но какое-то совсем уж допотопное или привезённое из страшно далёких стран. Ножи, кортики, ятаганы, изогнутые и прямые короткие сабли холодно поблёскивали на тёмной поверхности стены, а эльфийский меч с эфесом из шипов и выступов поразил Томаса необычайно. Он увидел здесь даже зазубренный шлем и лиственную кольчугу времён битвы на плато Горгорот, честное слово.