Черный пепел на снегу - Яна Анатольевна Спасибко

по-хорошему нужно было дождаться следующего. Н никто не хотел оставлять рядом с собой покойницу, пусть и упокоенную окончательно.

— Ты убедился, что это дело рук ведьмы. — Ярл скорее утверждал, чем спрашивал. В его выцветших глазах отражались языки пламени.

— Да. Коновалу на такое ума бы не хватило. — Нехотя согласился Ингве.

Доверенный конунга мрачно размышлял о том, что, если ведьма сошла с ума, или боги весть толкнули на такой поступок — ее срочно нужно найти.

В легендах не раз упоминались вальвы [ведьмы из скандинавских саг], которые могли повлиять на ход битвы, наслать мор или голод на целые города в отместку за обиду. Но то, что сотворила эта ведьма — не укладывалось у него в голове. Ударила по самому ценному, что только есть в этой жизни — по детям.

Воин зло сжал кулаки.

Конунг должен знать, что творится на его земле. Живой эта дрянь не уйдет, да простят его боги.

А что нужно сделать сейчас? Проверить всех местных на предмет болезни. А дальше что? Отбирать от материнских грудей младенцев?

Да. Отбирать.

Как бы мерзко Ингве не было от этих мыслей, но ему придется принять решение, от которого зависит выживание целого селения, раз Ярл на него не способен.

А если люди болеть не перестанут? Дальше что?

Норд мысленно схватился за голову.

В первую очередь нужно усилить караулы Ярла своими людьми. Даже хорошо вооруженный крестьянин — еще не воин.

Они стояли на берегу незамерзающей реки пока горящая лодка не скрылась из глаз за поворотом.

Уже на пути в селение Ингве подумал, что неплохо бы прислать сюда какую-нибудь другую ведьму, чтобы она могла справиться с напастью. Но это пока он доберется до Конунга, пока они найдут подходящую — нужна опытная, и не совсем дряхлая, чтобы перенесла дорогу туда и обратно.

Люди начали расходиться по домам, когда доверенный конунга, оставив двух своих людей на воротах, направился в крайний дом. С собой он взял двух воинов, остальных хотел отправить на боковую, но Энок неожиданно напросился с ним.

Немного подумав, Ингве согласился — увидев такую тварь однажды — с живым человеком ее уже не спутаешь, пусть идет. Пригодится.

Люди в домах встречали их настороженно, а доверенный с каждой минутой все сильнее чувствовал горечь — все дети до 13 лет оказались больны, в той или иной степени.

В следующий дом они прорывались почти боем. Миниатюрная и хрупкая женщина (и откуда только силы взялись).

Ее супруг — еще молодой но уже окрепший норд пытался сдержать жену, хватать ее за руки — но безуспешно.

Она скалой стояла в дверном проеме, не давая пройти.

Воины же, дабы не навредить женщине, старались не применять силы — такую на улице встретишь — чихом перебить можно было бы.

— Нэн, прошу тебя… — Муж, обхватив ее сзади за талию, пытаясь оттащить, но та упиралась руками и ногами в косяк. Ее пальцы впивались в древесину до побеления, осколки обломанных от напора ногтей и щепка впивались в коду, но она не чувствовала боли.

— Нэн, иди в дом! Они ничего не сделают!

— Они заберут его! — Женщина билась в историке. — Они убьют его, как убили Сигирд!

Скрутить ее далось только вдвоем. Воины держали Нэн за тонкие запястья, мешая друг другу в узком дверном проеме, и стоило ее пальцам соскользнуть с деревянной балки — буквально вдавили вовнутрь дома, в объятия мужа.

Ингве, только увидев бледно-сюнюшного ребенка понял, что истерила женщина не зря.

Полуторогодовалый малыш стоял на своих кривых ножках, раскачиваясь из стороны в сторону. В левой ручке он держал за шею задушенную курицу. Та безвольной тряпкой обвисла в пухлой детской ручке.

Он задумчиво осмотрел ввалившихся в помещение воинов побелевшими глазами, и откусил своей жертве голову.

Ингве мрачно кивнул двум воинам, чтобы те помогли хозяину дома вывести беснующуюся жену, и сделал шаг вперед, доставая из ножен меч.

Нет преступления хуже и отвратительнее, чем на глазах у матери убить ее ребенка, даже если он уже и так мертв. Ингве был отвратителен сам себе.

Маленькое чудовище следило одними глазами, не прекращая жевать, как его мать выволакивают из дому. Закрывшаяся за ней дверь словно послужила сигналом — обезглавленная куриная тушка метким броском была направлена прямо в лицо воину, а сам мальчишка пушечным ядром кинулся под ноги.

Вынужденный отмахнуться от курицы, Ингве пропустил удар, и крошечные белые зубы вцепились ему в икру чуть повыше голенища, силясь достать вену под коленом. Воин взревел, когда Энок, оставшийся с ним, обхватив ребенка поперек туловища, дернул на себя.

Зубы соскользнули по вытрепанной коже штанов, и уже через мгновение мальчик извивался и шипел, силясь вырваться из стальной хватки воина, он перехватил его покрепче за шею, и остановился.

— Я не могу… — Его голос предательски дрогнул.

— Иди на улицу. — Ингве перехватил мальчика за руки и за ноги, давая возможность Эноку выйти из дома.

Нэн уже не бесновалась, она сидела на коленях, спрятав лицо в ладонях. Муж сидел рядом, обнимая за плечи и прижимая ее к груди. Вместе они слегка раскачивались, словно единое целое.

Через минуту из дома вышел и Ингве. Руки его дрожали.

Ни слова не говоря, и стараясь не смотреть на супружескую чету — это было выше его сил, он прошел мимо, и направился в медовый зал.

Если ему удастся выловить лекаря незаметно для Ярла — сегодня одной паршивой собакой на этой земле станет меньше.

глава 4

Сын Нэн и Ульрика был единственным обратившимся ребенком.

Одного мальчика двенадцати лет они так и не нашли.

Его немолодой уже отец только разводил руками — мол, когда ушел на охоту, мальчик лежал. Вернулся — ребенка и след простыл. Сначала мужчина подумал, что его сын ушел по нужде, но тот так и не вернулся.

Ингве только качал головой. Люди начали прятать воскресших детей. Этого следовало ожидать.

Он долго пытался добиться от отца мальчика правды, но безуспешно. Где можно было спрятать ребенка?

Подпола в этом доме не было. Чердака — тоже. В лес выйти — невозможно, у ворот стоит усиленный людьми Ингве караул. Значит, мальчик еще в селении. Где?

В медовый зал Ингве попал уже глухой ночью. Искать сейчас лекаря бесполезно. Скорее всего он наглухо забаррикадировался в своей норе и тихо его не удастся достать. Остается только лечь отдыхать. А завтра?

Снова идти по домам, искать умерших детей. Найдет ли?

Да, Балдер, заварил ты кашу