Пандем - Марина и Сергей Дяченко

– Поехали, – нетерпеливо сказала дочь. – Я на моделирование опоздаю.

– На что?

– На техномоделирование…

Артур промолчал.

Машина ждала под навесом чуть в стороне от дома. Артур по привычке запирал её, хоть и знал, что кража невозможна. Никто не разобьёт стекло и не вытащит приёмник, как это дважды случалось с ним прежде. Теперь никто не крадёт, никто не убивает и никого не судят. А все делают вид, что ничего особенного, все живут по накатанной колее; вот и он пять раз в неделю ездит в контору, просматривает счета и отчёты, составляет сметы и подаёт их на утверждение, и делает всё, что делал прежде, хотя это и потеряло свой смысл. Или почти потеряло.

Контора наполовину опустела. Клерки, секретарши и даже уборщицы разбежались – кто на курсы актрис, кто на курсы экскурсоводов, кто на стажировку по рисованию. Шеф по-прежнему сидел в своём кабинете, он похудел, подтянулся и начал курить сигары, которых прежде себе не позволял. Шеф не решался покинуть своё кресло – пока не решался, но Артур уже не раз видел у него на столе кипы «проспектов будущего»… И что за интерес шефу управлять призрачной конторой, что ему за радость повелевать Артуром?

Дорога была загружена, но настоящих пробок Артур давно уже не помнил. Перед школой он притормозил, дочка выскочила, махнула рукой и припустила ко входу, где толпились – много смеялись, беззаботно болтали, радовались новому дню – десятки парней и девчонок от десяти до семнадцати…

Артур понял, что завидует дочери.

Поток машин был плотным, но Артура пропустили, легко позволили сделать левый поворот, и минуту спустя он стал каплей спокойной речки, в которой нет-нет да и мелькали эти самые новые машины – на новом топливе, бесшумные, как призраки.

Когда шеф уйдёт куда-нибудь… Ну, скажем, начальником какого-нибудь автоматизированного химического цеха… Он хороший руководитель, он может повелевать хоть эксплуатационной конторой, хоть оперным театром… Артур займёт его кресло. Не важно, что он будет делать каждый день – важно каждый день уходить на работу, целовать жену, подвозить дочь…

Мысль о том, какая длинная и безрадостная предстоит жизнь, всякий раз доводила Артура до отчаяния.

Пандем был его проклятием. Пандем знал его тайну.

Много лет – с самого детства – внутри Артура жил сокровенный мир, в который не было доступа никому. Только внутри этого мира Артур был настоящим. Миром в мире. Страной в стране. Он сочинял стихи, но никогда не записывал их. Он гулял в грозу, запрокидывал голову, чуть презрительно улыбаясь белому узору небесных вен. Он слышал, как растёт трава. Он запирался в ванной, раздевался донага и проживал жизнь за жизнью, а мать – она уже тогда ничего не понимала – стучала в дверь и требовала открыть…

Он влюбился, когда ему было тринадцать. Она ездила на велосипеде. Он захотел ввести её в свой мир, но она не поняла.

Он хотел покончить с собой, но догадался, что это глупо. Что она не стоит гибели той прекрасной страны, о которой не имеет понятия, которую не желает увидеть; тогда он жил на окраине большого лесопарка, летом там было людно и пахло шашлыками, а поздней осенью парк был пуст и тёмен, и однажды там нашли какого-то пьяницу, которого задушили и ограбили, и присыпали листвой на дне небольшого овражка…

Этот мёртвый человек не давал Артуру покоя. Он воображал, как торчат из-под листвы ноги в старых ботинках – шнурки завязаны мертвецом ещё тогда, когда он был жив… Он вставал каждое утро в шесть – было ещё темно – и вёл старого эрдельтерьера Джафара на прогулку в парк, и подолгу стоял на том месте, где нашли тело.

Однажды девочка, из-за которой он помышлял о самоубийстве, каталась на своём велосипеде по краю лесопарка. Это было ранней весной. Снег уже сошёл.

А потом она куда-то пропала. Утром родители позвонили в милицию.

Артур встал, как всегда, в шесть. Всё было как всегда, за исключением того, что в ту ночь он вообще не спал.

Джафар скулил, просился на прогулку. Артур намотал на руку поводок и пошёл – нет, сперва он прогулялся по краю лесопарка, потом прошёлся по пустынной центральной аллее и только потом свернул к овражку.

Джафар, конечно, отыскал её и поднял лай. Артур так и повторял потом на допросах в милиции: собака нашла её первой. Мы всегда гуляем в парке с собакой. С половины седьмого до семи.

…Он прожил тогда самый наполненный, самый мучительный, самый счастливый день в своей жизни. Мир внутри него полнился весной.

Он закончил школу почти на отлично и поступил в экономический институт, и познакомился со многими разными девушками, и встречался с ними – с кем месяц, а с кем и год. Они были милы, но ни одна из них не могла подарить ему и тени того счастья, которое он испытал тогда на сырой весенней земле, где распускались подснежники и где она, наконец-то поняв всё про него, сделалась восхитительно покорной…

Так он жил, уже почти смирившись с тем, что ничего великого больше в жизни не будет, когда однажды летом увидел из окна автобуса девушку-велосипедистку с лёгким рюкзачком за плечами, в сиреневых облегающих штанишках и синей футболке с большим вырезом. Девушке было лет шестнадцать, она обогнала автобус, пока тот стоял на остановке, а потом автобус обогнал её; Артур страшно боялся, что она свернёт на перекрёстке, но она не свернула. А на следующей остановке он окликнул её, и она остановилась, потому что Артур был недурён собой и очень, очень обаятелен…

Потрясение его было даже сильнее, чем тогда в первый раз. Внутри своего мира он парил над горами, видел себя справедливым и милосердным государем, и её ужас – уже потом, когда на небе зажглись звёзды и над разогретой июльской землёй почему-то запахло подснежниками – был щемящим и щекотным, и она тоже в какой-то момент поняла его, и тоже покорилась полностью, как и следует покоряться государю…

Спустя два дня он прочитал в газете подробное описание того, что случилось той ночью в лесу, на берегу озера, неподалёку от железнодорожных путей. Он пришёл в ужас и целый год жил в страхе разоблачения.

А спустя ещё год он женился на своей теперешней жене. И у них родилась дочка. И он удерживал себя, не позволяя внутреннему миру брать над собой верх. И отворачивался, если видел девушку на велосипеде.

Дочке было пять лет, а Артуру тридцать. Он пришёл забирать её из детского сада, а в это время в соседнюю группу приехала за младшим братишкой старшая сестра. Ей было пятнадцать лет, её трикотажные спортивные штаны, подвёрнутые до колен (чтобы не попали в велосипедную цепь), сидели низко на талии, оставляя открытой полоску загорелой спины.

Через десять дней её объявили без вести пропавшей. И так и не нашли; всё это время Артур умирал от страха, под разными предлогами не ходил за дочкой в сад, в конце концов уехал в командировку на месяц – но страхи были безосновательны, потому что никто-никто ни о чём его даже не спросил…

Теперь его дочке было четырнадцать. Она не догадывалась. Как и жена, прожившая с ним полтора десятка лет. Как и шеф, полагавший Артура не слишком талантливым, но честным и старательным работником. Как и никто-никто из людей…