Ашхабадский вор - Александр Бушков

– Простите, уважаемый Ханджар, мою невежественность изабывчивость, но мой добрый друг и соратник, который сейчас вон там… э-э…наслаждается сном, по-моему, называл другую фамилию вашего достойногоначальника…

Старик благосклонно кивал при каждом слове иноземного гостя,а потом ответил просто и без затей:

– Махмудов, вероятно? Ну так все правильно, Махмуд-оглы– его настоящая фамилия, а Махмудовыми их род стал после революции, когдаСоветы все имена принялись чесать под одну гребенку. Дангатар Махмуд-оглы,молодой человек, означает «Дангатар, сын Махмуда». Или, по-вашему, Махмудов. Авот если б досточтимый Дангатар был девочкой, то тогда ее фамилия была быМахмуд-гызы.

– Ловко, – повторил Карташ, переваривая информациюи смекая, что старик не так прост, как кажется.

Неторопливо и очень осторожно, на иносказаниях и эвфемизмах,поговорили еще о том, о сем – Карташа больше интересовало, что в странепроисходит, как тут у вас на предмет преступности, есть ли у нее, преступности,связи с российским криминалитетом – знает ли уважаемый Ханджар, что такоекриминалитет? – и есть ли возможность русским преступникам, например,уголовным, безнаказанно перебраться через границу сюда.

Уважаемый Ханджар на политические вопросы отвечал уклончивои говорил в основном о том, что Алексей знал из газет и без проклятого старца.Например, что в стране имеет место то, что происходило при товарище Бровеносце,если даже не более круто. Главным официальным паханом в стране являлся егопревосходительство Сапармурат Ниязов, Туркменбаши, нынешний, без ограничениясрока полномочий, бессменный президент, и что выше его, отца всех детей испасителя отечества, только Аллах. Сей факт, и весьма успешно, проталкивался вголовы мирного населения абсолютно всеми газетками и телерадиоканалами – по тойпростой причине, что негосударственных газет и каналов не существовало напрочь.Как не существовало частников, кооператоров, диссидентов и прочегоинакомыслящего элемента. Все строем на построение светлого Завтра – да чтоб счувством глубокого удовлетворения на лицах! А если кто посмеет что-нибудьвякнуть против или, там, нетрудовыми доходами озаботиться, так сами знаете чтобудет. И тэ дэ, и тэ пэ. В общем, переразвитой социализм в чистом виде...Карташ не хвалил и не ругал такое положение вещей – во-первых, ему былоглубочайше плевать, а во-вторых, он здравомысляще понимал, что наши газеты иканалы тоже не дурни приврать, чего уж греха таить.

Конечно, недовольные были, куда без них, иначе не бывает –разве что веселящий газ в воздухе распылять. (Даже Ханджар признал с опаской,что недовольные есть и среди правителей велаятов, но пока это так, шепотком икулуарно, высказываться против Туркменбаши вслух пока никто не решался.)Конечно, были и уголовники, без них тоже никуда, как ни крути. Но в этомвопросе старик прикусил язык и ограничивался лишь отговорками, что сам он не вкурсе дела.

В свою очередь толстый верблюд то и дело и, надо признать,весьма ловко пытался свернуть разговор на груз: не было ли препон на границах,успешно ли груз доехал, не пострадал ли во время перевозки и куда был заныкан.Карташ атаки отбивал не менее ловко, так что вскоре выдохлись оба, а посколькутем для беседы больше не нашлось, то и примолкли.

Но тишина не настала – почти тут же в заднюю стенку кабинызаколотили кулаком, и водила что-то прокричал по-своему. «Мерседес» замедлялход. Уважаемый Ханджар вновь засуетился, подхватился с лавки, приник кпереднему окошку и залопотал ответно. Вскинулся и боец, напрягся, прислушался,бдительно окинул взглядом дорогих гостей: не готовятся ли когти сорвать.

– Что там еще не слава богу? – спросил Алексей,напрягшись ответно.

– Ай, плохо дело, – нервно потер ручки старик,вновь повернувшись к нему. – Говорит, радиатор закипел, а воды нет! Неозаботился запас воды взять, сын дохлой скорпионихи и тухлого урюка!

Он опять превратился в беззлобного потешного евнуха. Эге, анепростые, оказывается, старички у Дангатара служат. Станиславский охрип бы,скандируя: «верю! верю!».

– Ваши предложения?

– На наше счастье, тут рядом аул есть небольшой, тамвода! Заправимся и поедем.

В самом деле, из-под капота вовсю валил пар, а в клубахэтого пара ковырялся водила, громко матерясь по-своему. Наверняка проклинал тотдень, когда он сел за баранку этого пылесоса. Ханджар гавкнул на него, тотогрызнулся, старика поддержал второй боец, а потом и примкнувший к ним третий,из кузова, шофер отбрехивался… Короче, сплошной восточный базар получился.Весьма натуральный. Проснувшийся от шума Таксист был мрачен и зол, заглянул подкапот, но помогать коллеге даже не рыпнулся. Проснувшаяся Маша встала рядом сКарташом и некоторое время с сонным интересом прислушивалась.

– Смешно как ругаются, – наконец резюмировала она.Поправила прическу. Огляделась по сторонам, обозрела степь. И зевнула. –Мы где? Долго еще?

Кажется, она совершенно не была обеспокоена происходящимпосреди пустыни, целиком полагалась на мужчин. Если понадобится, ее позовут. Нуне чудо ли девка, а?

– Около какого-то аула, полного аксакалов исаксаулов, – сказал Карташ. – Долго ли – понятия не имею. Апослушаешь их имена, так вообще обхохочешься…

– Короче, влипли, начальник, – подошедшийГриневский сплюнул в пыль. – И это не подлянка, точняк закипел, япроверил… Хотя, если они воду еще там, на сортировке, не долили… Что делать-тобудем, начальник?

– А вон и один из твоих аксакалов! – Маша вытянулапальчик.

Они обернулись. Оказывается, совсем неподалеку серелонесколько приземистых строений в окружении каких-то чахлых кустиков –располагались они против солнца и почти не видны были в зыбком сером мареве,колышущемся над пустыней, потому их и не приметили сразу. От домишек к машиненеторопливо двигался человек – мужик или баба, пока на расстоянии было неразобрать…

Нет, все ж таки мужик. В одежке, более всего напоминающейкимоно, только серое и пыльное, как сама пустыня, – короткий халатик,подпоясанный многажды обернутой вокруг талии полосой черной материи, и короткиештанишки, из которых выглядывают черные тапочки и худые лодыжки. Когда онподошел, ругань в мгновенье ока стихла, все тут же успокоились, и стороныстепенно поклонились друг другу. Мужик что-то спросил у Ханджара, тот принялсяобъяснять, показывая попеременно то на грузовик, то на горизонт, то на гостей,то почему-то на солнце. Мужик слушал внимательно, иногда кивал грязной чалмой,иногда ковырялся во всклокоченной бороде до середины груди, но недовольства иливраждебности пока не проявлял. Был он чуть моложе Ханджара, но не в примерподтянутее и жилистее. Видно было, что жизнь он провел главным образом насвежем воздухе, занимался исключительно благими делами типа животноводства исельского хозяйства, короче, такой в Думу не полезет.

А Карташ чувствовал себя, будто попал в картину студии«Туркменфильм» – настолько странным, непривычным и оттого почему-то театральнымказалосьвсе окружающее. Эти дальние родственники бедуинов, о чем-то беседующие посредиунылой пустыни, эта бесконечная пустыня, замерший допотопный грузовик… Сейчаспо сценарию из-под земли должна выскочить банда басмачей на взмыленных конях иатаковать мирный аул, а они займут круговую оборону и будут держаться доприхода основных сил Красной армии… Вот только солнце было реальным и наотмашьлупило по маковке. И никакие басмачи, разумеется, ниоткуда не выскочили.