Ашхабадский вор - Александр Бушков

Едва они расселись, как появились хозяева, форменноешествие. Процессию возглавлял старейшина, шел он, как и полагается главе рода,неторопливо и важно, за ним двигался крепкий туркмен без чалмы, но зато сбольшими залысинами и тоже в халате – а как же без халата, а в арьергадре чинношли еще трое крепышей – правнуки, надо полагать, и среди них этот, как бишьего, Сапар кого-то там оглы туды его сюды. Внучок крепко держал за локотьдавешнюю закутанную женщину, а может, и не давешнюю, аллах их тут всехразберет…

Старейшина воцарился во главе стола, ближайшие жеродственники расположились в порядке, которого Алексей не уловил – в нем явнобыла какая-то система, но вот какая? Этот, с залысинами, скорее всего – сынстарейшины, расположился на противоположном краю, хотя, по логике, должен былсесть где-нибудь неподалеку от папы, одесную. А одесную оказалась Маша, чужая,иного роду-племени-веры-культуры. Двое из когорты то ли внуков, то ли правнуковстарца так и вовсе остались стоять в сторонке, к праздничной трапезе неприближаясь. Что, младшим вообще к столу подходить нельзя? Ну и традиции у нихтут, нет, ну дикие люди, право слово! Китайская церемония и та понятнее будет,это я вам точно говорю…

Сапар тем временем почтительно помог женщине дойти дозловещего дымящегося камня, женщина запустила руки внутрь по локоть и несколькосекунд совершала там какие-то магические действия.

Старейшина произнес несколько слов, глядя грозно и властно,аки твой орел на вершине Кавказа.

– Уважаемый Дэдэ говорит, что сейчас подадут сачак,горячий, из самого тамдыра, – перевел Ханджар. – Это вековая традициятуркменского народа – сперва перед едой преломить сачак с гостями и, такимобразом, стать друзьями.

– А что такое сачак? И тамдыр? – вырвалось у Маши,сидящей через человека от Алексея, но она тут же испуганно затихла под гневнымвзглядом Дэдэ.

– Нехорошо перебивать старших, – укоризненнопокачал головой. – Тамдыр – это печь, в которой выпекают сачак. А сачак –это наш хлеб.

Наконец закутанная достала из печи – а, так это печь! –сверток размером с голову младенца и, опять же в сопровождении Сапара (кто онаему – мамашка? бабушка?), протянула его старейшине. Тот неторопливо свертокразвернул, вынул из него невзрачный кусок и впрямь хлеба – серого, естественно,как и все вокруг, понюхал и одобрительно кивнул. А потом с загадочными словами,переведенными Ханджаром как: «Душа у душу пьет воду, человек человеку –гость», – пустил его по кругу. Каждый принимал его, отламывал по кусочку,принимался сосредоточенно жевать. Тишина стояла как на похоронах. Нет,братцы-кролики, такаяэкзотика не для меня…

Маша, сидючи рядом с старейшиной, тихонько вздохнула.Гриневский же, сидючи напротив Алексея и будучи зажат двумя правнукамиаксакала, так и вовсе приуныл.

Когда очередь дошла до Алексея, он с сомнением отщипнулмалость, сунул в рот, пожевал. Пресно, черство, горячо. Охо-хо-хо…

Однако едва сачак обошел весь достархан, Дэдэ с довольнымвидом сказал что-то Ханджару, но тот лишь раздраженно пожал плечами. Тут-то иначалось оживление. Типа, понравился гостям сачак, оценили, сожрали, неотвергли бледнолицые, можно веселиться. Закутанная женщина, по-прежнему сСапаром в качестве помощника, как заведенная выносила из дома тарелки,тарелочки, чаши, плошки и даже вазы – и все благоухающие, ароматные, источающиедивные амбре. Настроение круто поползло в гору. Традиции традициями, а кушать-товсем надо. Краем глаза наблюдая за хозяевами, Карташ поступал как они. Где надо– брал кушанье ложкой, где положено – смешивал одно с другим и посыпал перцем,а то и вовсе хватал пальцами, погружая их в горячее, жирное, но вкусноеохренительно. Гриневский не отставал – уплетал так, что хруст стоял. Как будтои не хавали недавно на станции.

Странно, что руки перед едой не омыли – так ведь дикие люди,а я что говорю. Хоть и хлебосольные. А вот, кстати, сам Ханджар рядышком сГриней вообще не ест, более того: глядит на триумф желудков в высшей степенинеодобрительно. Даже взгляды какие-то мрачные на Дэдэ своего бросает. Понятно,к Дангатару торопится. Ну и поделом, не фиг было тянуть «на минутку». Теперьжди, пень туркменский, пока гости насытятся… А старейшина смотрит и радуется.

Маша поймала за полу хозяйку и приступила к допросу третьейстепени; Сапар, следующий за хозяйкой тенью, поневоле вынужден был переводить.И сквозь негромкий говор над достарханом долетали отрывочные фразы: «…беретепечень, нашпиговываете чесноком, макаронами, салом курдючным…», «…нет, докипения доводить не надо…», «…граммов сто костей, не больше…», – и прочиепремудрости кулинарии.

Некоторые блюда были более-менее узнаваемы: супы тамвсевозможные, блинчики, нечто наподобие чебуреков, шашлыков с луком, хычин;это, извольте видеть, наверняка Везувием дымится гора знаменитого плова, а вот,извольте откушать, несомненно разложены пирожки с бараниной, вон там плавают всупе в ожидании ложки знакомые манты… А вот дальше память и воображениеначинали буксовать. Что такое, скажите на милость, истекает мутноватым соусом вчаше? Кусочки баранины – это я вижу, помидорки тоже присутствуют, а вот что занитки какие-то цветные изнутри торчат пучком, макароны, что ли? Непохоже… Иливот это: зеленые кубики тонут в глубоком блюде, наполненном непрозрачной желтойсубстанцией, подозрительно напоминающей клейстер. Ну-ка подвиньтесь, дайтеместо дегустатору…

Он так и замер с протянутой к блюду рукой, недожеванныйкусок блюда предыдущего буквально застрял в горле. Потому что Сапар наклонилсяслишком низко к Маше, часть загадочного одеяния хозяйки соскользнула, немногообнажая ее лицо и бок, и Карташ увидел.

Левая половина лица хозяйки превратилась в огромный багровыйкровоподтек. К левому боку хозяйки (то ли мамы, то ли бабушки) милый крепышСапар прижимал ствол волыны.

Многое можно было списать на местные нравы, даже такое…Многое по отдельности можно было объяснить. Например, что двое крепышей вышлииз аула просто отлить. Что вообще все в семье урождаются такими воттренированными крепышами. Что гостей зачем-то рассадили порознь и сдвинулилоктями. Что нет вина на столе, что не моют руки перед едой. Не молятся,наконец… Всему можно было найти оправдание – но только порознь. Вся же картинав целом с почти слышным хлопком открылась перед Алексеем во всей своей красоте.

Это нехозяйка дома.

Это пленница.

Значит, и остальные нехозяева.

Значит…

Разум еще перерабатывал информацию, сортировал и раскидывалпо полочкам, а организм уже работал за четверых. Глотка издала яростный вопль:«Подстава!!!» Одновременно с этим руки ухватили край достархана, рывкомвысвободили столешницу из креплений, опрокинули на сволочного старейшину, недумая, что тяжелая доска может задеть и боевую подругу. Одновременно телошвырнуло себя назад, отталкиваясь от тяжелого достархана, как от трамплина,упало на спину, перекатилось (мозг успел мимоходом вознести хвалу изобретателюподушек). Одновременно, еще в полете, рука рванулась к рукояти «Глока»,отбросила полу рубашки…