Летний брат - Яап Роббен

выйдет.

— Заткнись, — шипела на него ма. А я должен был обещать, что никогда и ни за что не скажу ничего такого маме Лиззи.

Когда мы вкатили Люсьена в комнату, мама Лиззи подняла глаза от журнала.

— А Мила не с вами?

— Она ждет в машине, — выдохнул па. — Не нравится ей оставлять его здесь.

— Понимаю.

Она снова занялась журналом, а па застегнул свою кожаную куртку до самого верха и потом опустил бегунок до середины.

— А в остальном как, всё в порядке?

— Да, конечно, — улыбнулась она. — У Лиззи сегодня был отличный день.

Люсьен уже тогда жил на кровати у окна. Рядом висела магнитная доска с нашими фотографиями. У него был пластиковый динозавр, которого я ему подарил. А напротив кровати висел постер с черепашками-ниндзя. Не то чтобы он их очень любил, просто у нас с ним были одинаковые пижамы с таким рисунком. С потолка свисали бумажные птицы. Они остались еще от того ребенка, который жил в этой кровати до Люсьена.

— У него подгузник полный, — прошептал я па. Даже когда он был в штанах, я видел, что подгузник уже болтается у него между ног. Пописал, подумал я, потому что запаха я не чувствовал. — Па?

— И будет полный, пока кто-нибудь из персонала не придет, всего через каких-то пару минут. Им за это платят.

Когда он затащил его на кровать и неловко укрыл одеялом, мы еще немного постояли рядом.

— Хороших снов тебе на этой неделе.

Люсьен уже водил головой из стороны в сторону по подушке, и он будет продолжать делать это, пока не заснет.

— Идем. — Па разгладил складки на одеяле. — Скажем на стойке регистрации, что сдали твоего брата обратно, — подмигнул он маме Лиззи.

Ма все еще сидела на заднем сиденье автомобиля. Казалось, что ее руки пытались утешить друг друга. Когда мы с ма садились сзади, па обычно начинал ворчать что-то вроде того, что он не такси. В этот раз он изучающе посмотрел на ма в зеркало заднего вида и поехал, не успел я даже пристегнуться.

— Все прошло хорошо? — как-то по-детски спросила ма.

— Как всегда, — ответил па.

— Люсьен теперь опять всю неделю проспит?

В кулаке у ма был зажат измятый носовой платок. Но по ее глазам я не понял, плакала она или нет.

— А можешь меня погладить, как Люсьена? — попросил я и протянул ей руку.

— Ты себя сам можешь погладить, — чуть слышно произнесла она. Я навалился на нее на крутом повороте. А потом меня швырнуло обратно, так что я снова сел ровно.

Я постарался согнуть пальцы как можно более неестественно и угловато, чтобы было похоже на пальцы Люсьена. Но долго я так не продержался. А пока гладил себя, ощущал только, что это я сам себя трогаю.

Под передним сиденьем я увидел игрушечного динозавра. Вообще-то это был лётозавр. Ногами я подтянул его к себе. Посередине живота у него был пластиковый шов. На нем были написаны слова на непонятном языке, но я мог прочитать некоторые отдельные буквы. На ногах у него было по три скрюченных пальца, но они были слишком маленькими, гладить их не получалось.

Динозавр хотел посмотреть в окно, поэтому я поднес его к стеклу и называл ему все, что мы проезжали мимо: бетонный фонарный столб, бетонный фонарный столб, аварийное ограждение с вмятиной. Жестянки на обочине. Мост через другую дорогу. Магазин напольных покрытий. А вдалеке гора, которая на самом деле не настоящая, это просто куча щебня, от которой под дождем шел пар. Лопнувшая шина на обочине. Грузовик без прицепа. Кусты. Коробочки из «Макдоналдса». Все это было лётозавру в новинку.

— Быстро едем, да? — прошептал я ему.

Он кивнул.

— Это все мой па, он хочет побыстрее оказаться дома.

Я помню, что мы в тот момент только что переехали железную дорогу. Потому что ма вдруг взяла мою руку, положила к себе на колено и начала гладить меня по перепонкам между всеми пальцами.

16

— Не трогай, — говорит мне па, хотя сам всегда пытается прибить осу, если она лезет ему в рот. Чем ближе мы к баку для сбора стекла, тем больше вокруг ос. На обочине дороги много гороха, так что я срываю стручок, выдавливаю из него горошинки и провожу волосатой кожицей по уголку рта. Больше не колется. Мы стоим у дороги, усыпанной песчаной крошкой, которая ведет туда, где мы живем. Па считает, что нам лучше подождать здесь, пока не приедет автобус с Люсьеном, чтобы Жан и Черный Генри не трепались с водителем.

— Ну вот, скоро мои пацаны снова будут вместе.

Па вытряхивает из тапка камушек и потирает руки.

— А ты знал, что наш постоялец не может иметь детей?

— А? — па смотрит на меня. — Ты чего там болтаешь?

— А он хотел детей. И она тоже.

— Чего-чего?

— Он мне сам рассказал.

— Когда?

— Пока тебя не было, он заходил.

— Вот, значит, что он тебе рассказывает?

— С Луизой хотел.

— А это кто еще?

— Его жена. Но она ему не перезванивает.

— Так наш мешок с деньгами еще и женат?

Здорово, когда мне есть что рассказать па. Хоть это и не бог весть что.

— А почему эта Луиза его вышвырнула?

— Мне-то откуда знать?

— Ну как, он же тебе все рассказывает?

— Я просто сам спросил. А он ответил.

— Сам спросил?

Я кивнул.

— Я его тоже спрашивал, но наш мистер сказал только, что все очень сложно.

— Эмиль не очень любит расспросы.

— Но твои любит, очевидно.

— И кому попало не рассказывает.

Я хочу еще добавить, что, по словам Эмиля, па со мной повезло, но объяснить, почему ему повезло, я не смогу.

— А зачем еще он приходил? Какие-то проблемы?

В том, что я еще могу рассказать, слишком часто звучит слово «ма», так что я отрицательно мотаю головой.

— Так что, больше ничего не хочешь рассказать?

Я не могу понять, он считает, что я знаю слишком мало или слишком много.

— Он просто вел себя любезно.

— Любезно, значит… — повторяет па.

Вдруг вдали появляется автобус, но у поворота замедляется, будто в сомнениях.

— Притворись, что мы просто случайно мимо проходили.

Па, рисуясь, выходит на середину дороги, жестами показывает шоферу, что дальше не пойдет и что тот должен развернуться. Позади шофера подпрыгивают и трясутся на кочках и ухабах головы. Слышен скрип жестких заржавелых рессор. Люсьен — на самом последнем сиденье. Девочка со стянутым в одну точку лицом злобно смотрит на меня. А я надеялся увидеть там Селму. Она могла