Удар бумеранга - Чингиз Абдуллаев

– Не только поэтому. Вам просто удобнее одному. Одиночество – ваш путь. Не потому, что у вас нет напарников и друзей. И не потому, что вы не любите свою семью. Одиночество – это путь самых мудрых, понимающих все несовершенство нашего мира и несовершенство человеческой породы. Вы, как никто другой в этом мире, умеете замечать недостатки, ошибки и промахи обычных людей. Но не прощаете и не принимаете их, уже даже не осуждаете. За годы расследований вы выработали свой особый взгляд. Хорошо чувствуете людей и понимаете мотивы их поступков. А это почти взгляд дьявола. Простите, что так говорю.

– Странно. Много лет назад мне сказали, что я сражаюсь на стороне Бога, – тихо проговорил Дронго.

– Так и есть, – ответил Гуртуев так эмоционально, что даже приподнялся. – Конечно, вы сражаетесь на стороне Бога, ведь вы выступаете в защиту обычных людей против преступников. Но я сказал не про ваши расследования, а про ваш взгляд. Не забывайте, что Дьявол – это всего лишь падший Ангел. А значит, тоже творение Создателя. Я объясню свои слова. Взгляд Бога – это всепрощающий взгляд. Для этого нужно иметь невероятный запас доброты, терпения и сочувствия к людям. А взгляд Дьявола – всепонимающий, но не прощающий. Для того чтобы понимать, необходимо четко осознавать несовершенства человеческой натуры как таковой. Мы в основном оперируем терминами «материнский» и «отцовский» взгляд, хотя название не суть важно. Например, у нашего друга полковника Резунова явно «отцовский взгляд» на проблему, а не «материнский», что естественно для людей вашей профессии.

– Никогда об этом не думал, – признался Дронго. – Чем они отличаются?

– Могу привести типичный пример. Ребенок залез в шкаф и съел варенье без разрешения матери. Мудрая мать понимает, что ребенок поступил неправильно. Она отчитает его, но мягко, беззлобно и объяснит, что так нельзя поступать. Ведь, по большому счету, это варенье она сварила для него. А у матери, имеющей «отцовский взгляд» или воспитывающей ребенка без мужа, несколько иной подход. Она не просто отчитает, но и накажет ребенка, чтобы он точно знал, что так поступать нельзя. Но его уже поругали, это и есть наказание. А конкретно наказывая ребенка, вы как бы наказываете его авансом, на будущее. Чтобы он помнил о страхе подобного наказания и не нарушал больше ваших установок. Это может озлобить ребенка, особенно если наказание превышает разумные пределы. Он ведь подсознательно чувствует, что его проступок не тянет на подобную «кару». Но мать считает, что именно так правильнее воспитывать ребенка. Вот и выходит, что более мудрая мать смотрит на проблему глазами Бога, все понимая и прощая, а другая, с «отцовским взглядом», полагает, что за каждый проступок должно следовать наказание. По человеческой логике все правильно. Но это логика Дьявола. «Возлюби ближнего своего, – сказано почти во всех религиях. – Умей прощать…»

– Или «подставь другую щеку», – закончил Дронго. – В таком случае, вы абсолютно правы. У меня тоже «отцовский взгляд» на эти проблемы, как и у полковника Резунова. Я тоже считаю кару неизбежной платой за любое преступление.

– И еще, – добавил Гуртуев, – не забывайте, что каждое новое расследование делает вас более жестким и циничным, чем раньше. Это ведь тоже своеобразный «эффект бумеранга». Чем больше вы одерживаете побед, тем сложнее вам существовать в этом обществе. Победы оборачиваются проблемами, и это может сказаться на ваших отношениях с людьми в будущем.

– Вам не понравилось, как я разговаривал с Салимовым, – догадался Дронго.

– Мне не понравилось, что вы не сказали ему, кто вы такой.

– Поэтому вы уточнили, не проявил ли я скромность?

– Да. И вы обратили внимание на мой вопрос. Но это не потому, что вы считаете себя лучшим профессионалом, чем он, вам просто вообще не хотелось говорить на эту тему. Такое иногда случается с настоящими профессионалами.

Они надолго замолчали. Наконец Гуртуев не выдержал и спросил:

– Надеюсь, вы на меня не обиделись? Хотя, судя по вашему психотипу, вы не тот человек, который может обидеться на подобный анализ своего характера. Вы слишком независимый и достаточно умный человек.

– Конечно, не обиделся, – отозвался Дронго. – Я просто подумал, что вы правы. Нужно принять ваши слова к сведению и постараться немного измениться. В лучшую сторону, разумеется.

– Никто не знает, что для вас лучшая или худшая сторона, – убежденно проговорил Гуртуев, поворачиваясь лицом к стене. – Вы ведь сыщик, а не балетный критик. Каждому свое, как говорили древние.

Через некоторое время он захрапел, а Дронго еще долго лежал, даже не пытаясь заснуть.

Осенью девяносто третьего года Андрей Андреевич умер. В последние месяцы, понимая, что конец близок, он тем не менее находил в себе силы шутить и даже улыбаться, когда к нему приходили Вениамин или Полина. В один из дней она принесла ему своего сына, и Андрей Андреевич, счастливо улыбнувшись, назвал его своим внуком. Его дочь из Таллина не могла приехать, так как именно в это время пыталась получить эстонское гражданство, а вторая, с которой Вениамин познакомился в Киргизии, приезжала летом со своей уже взрослой дочерью. Они немного побыли с отцом и уехали. Она честно сказала, что у них нет возможности часто прилетать из Фрунзе, уже переименованного в Бишкек, так как это накладно и опасно.

А когда отец скончался, ни одна из дочерей не приехала на похороны. После получения эстонского паспорта старшая могла появляться в России только по визе, а младшая так и не нашла ни возможностей, ни денег, ни желания переехать из Бишкека куда-нибудь в Россию.

В последний путь Андрея Андреевича провожали мать, сильно сдавшая и как-то сразу постаревшая, Полина, Вениамин и Катя. Чуть позже приехал Марлен Погосян. Он принес огромный венок, мрачно постоял рядом с родственниками и быстро уехал. Бывшие сослуживцы на кладбище не появились. Многие уже не работали, а те, кто работал, так и не смогли выбраться в этот дождливый день на кладбище.

Сразу после похорон все отправились к матери на поминки. Пришли несколько соседей и коллег Андрея Андреевича, решивших хотя бы таким образом отдать дань его памяти. Мать не плакала, держалась изо всех сил. Вениамин сидел мрачный, молчаливый. Он помнил тот давний эпизод, когда не вовремя вернулся домой, и ему стало даже стыдно за свое отношение к оказавшемуся совсем неплохим человеком Андрею Андреевичу. Кроме того, понимая, что после его смерти кто-то из дочерей захочет претендовать на его большую квартиру, он оставил нотариально оформленное завещание, переписав все свое имущество на жену. Мать становилась достаточно состоятельным человеком, с большой, хорошо обставленной квартирой, машиной и даже дачным участком.

Она предложила Вениамину вместе с Катей переехать к ней, а их квартиру сдавать, чтобы поднакопить денег. Вениамин колебался, но понимал, что матери одной будет тяжело, а Полине муж просто не разрешит ежедневно навещать ее, оставляя маленького сына. Поэтому уже на седьмой день после похорон он с Катей переехал к матери. Это была очевидная ошибка с его стороны, но откуда он мог знать, чем все обернется? Катя матери очень нравилась. Она была спокойной и выдержанной, умела ладить с людьми, и они могли бы жить в мире и согласии.