Мои непутёвые путевые заметки - Ева Черная

И нет, ее никто не покусал.

Хотя некоторые до сих пор хотят.

Но почувствовать себя героиней вот такого вот сюжетика почти получилось.

Представьте – суббота.

Да-да, опять она.

У Мамы тоже иногда складывалось впечатление, что только в этот день с ней происходит нечто (хоть это и не так).

Так вот, суббота.

Утро.

Старшенький открывает входную дверь для того, чтобы пойти на бар-мицву (согласно традиции в иудаизме совершеннолетие у мальчиков, наступившее в тринадцатый день рождения) к брату своего друга.

В салоне, возле выхода, стоит остальное семейство, провожая его.

Мама напутствует.

Младшие ноют, почему он их не берет…

На крыльце, рядом с порогом, ползет здоровенный черный паучище.

Брюшко его размером с половину маминого большого пальца.

Ползет он неспешно, с достоинством, будто сообщает, мол, вы тут никто – мимо проходили…

Уже страшно?

Подождите, это еще не все.

Эта радость любого энтомолога не дает совершенно никакой возможности выйти из квартиры.

Почти все в тапках, конечно же, и боятся пошевелиться, чтобы взять обувь помассивнее и не спровоцировать это не-понять-что не понять на какие ужасные действия вроде того же ядовитого покусания.

Все, кроме Старшего, который, естественно, уже в туфлях.

Тот долго не думал и, аккуратно подняв ногу, решил задавить нарушителя, пересекшего границы частной собственности.

Вот после этого и случилось то самое, которое Стра-шно-е.

Нет, у паука не отросли челюсти, как у овчарки, и он не бросился прыгать на ногу Старшенького для «понадкусывать».

И нет, не выдвинул титановые жвалы, чтобы прокусить подошву и оттяпать хоть какой-нибудь палец.

Стоило туфле раздавить… эту беременную паучиху, как из лопнувшего брюшка прыснули в разные стороны множество ее микроскопичных прототипчиков этой членистоногой черной гадости.

У Мамы вся жизнь пронеслась перед глазами, стоило только подумать, что вот такое вот черное забежит и спрячется у нее в доме, вырастет, потом будет ходить беременное и пожираемое изнутри своими же детенышами…

Вам еще не плохо? Не тошнит?

Да, Маме тоже стало как-то нехорошо, при ее-то богатом воображении.

Следующие минут десять все семейство человеков уничтожало новорожденное паучиное кодло, топча что есть силы и стараясь ни одного не пропустить.

Люди, проходящие мимо, оглядывались, заинтересованно тянули голову, чтобы получше рассмотреть семейную чечетку.

Кто-то, наверное, скажет: «Гринписа на них нету» – и будет в чем-то прав, но… что поделать, если Мама не терпит чужих захватчиков собственной территории?

Даже если они в метафорическом плане своего рода родственные создания.

Мама та-ка-я паучиха, что свою паутину будет оберегать всегда.

(Мамин паучиный аццкий смех.)

Вот что у вас детки домой из однодневных походов с классом на природу приносили?

Шестилетний Старшенький приносил Маме каштанчики… целый рюкзак… и во всех карманах…

А Мама потом в лучших традициях шпионского фильма по ночам от этих каштанчиков избавлялась помаленьку, уменьшая постепенно каштановую численность в своем доме.

А младшие что?

Так сказать, соответствуют местности.

Младшенький, начинающий зоо-геолог, то зверину кость домой принесет,

Чтобы сдать учителю на изучение и определение происхождения.

То камни с труднопроизносимыми названиями, огонь высекающие (пиротехническая жилка просто так не проходит) в дом закидывает.

Средненький – юный «расхититель гробниц» – тоже тащит.

И тоже почти целый рюкзак… черепки доисторические, которых тут, куда ни плюнь, везде найдешь.

Красной глины, пористые, изгибистые…

И не важно, что черепку тому не тысячу, а каких-нибудь семьдесят-сто лет.

Старшенький тягу к «тянуть домой» тоже не потерял, но характер ее видоизменил.

Теперь из походов приносит Маме порвано-сломанные вещи для отчетности за взятый у Мамы, инвентарь и последующего его выбрасывания.

Называется, почувствуй себя Мама завхозом.

В комнату же тащит исключительно очередную фиговину к собственному лэптопу для усовершенствования.

В общем, «детская» каждый год.

С апреля и до апреля превращается в пещеру Али-Бабы – не знаешь, откуда это взялось, кому надавать за это по лапам и куда все это выбросить,

Ну, или, на крайний случай, смахивает на каморку Плюшкина.

Пока Мама в уборочном порыве не добирается со своей ведьминской метлой до всех этих «сильно-все-нужных» закромов.

«Летят перелетные птицы!»

«Птички – это хорошо», – думала Мама.

«Зимующие птички – просто отлично», – пыхтела она.

Ну, прилетели они в парк.

Ну, обклевали парковые оливы.

Но почему именно на ее балкон сплевывать косточки?!

Когда Маме было девять, Мама страстно мечтала о собственной животинке.

Животинку Маме заводить не разрешалось.

Даже несмотря на то, что жила она с родителями и сестрой в частном доме.

Мама иногда могла быть вполне примерным ребенком, потому о «притащить домой кого-то лохматого» без разрешения взрослых она даже и не помышляла.

Нет-нет, родители Мамины не были извергами и с животными она общалась очень близко, но…

Ну есть у ее бабушки собачка непонятной породы «папильон» по кличке Дружок.

Маленькая, песочная, пушистая, тявкающая и вечно хватающая почтальоншу за пятки.

Ну, живет бабушка со своим Дружком в соседнем доме.

Так ведь это же ее, бабушкина, собака.

Вон и у соседей почти у всех есть собаки, а у Мамы нет.

Грустно.

Однажды зимой, по возвращению из школы, бабушка позвала Маму к себе.

Подвела к новенькой, сколоченной дедом, Дружковой будке, в которой он все равно не жил зимой, предпочитая более теплый и уютный дом хозяев.

Из будки торчал черный большой щенячий носище.

– Твоя работа?

Мама покачала головой.