Мои непутёвые путевые заметки - Ева Черная

Ее черный парик под короткое каре моды тридцатых голов, с густой челкой и шикарными завитками на щеках был пределом мечтаний у Мамы в то время.

И вот настал ОН, звездный час.

Ночь.

Фонарик и ножницы под подушкой.

Маме осталось малое – дождаться, пока заснет старшая сестра, что лежала на кровати напротив.

Ждать пришлось долго… очень долго.

Когда сестра наконец заснула, Мама и сама уже была готова вырубиться,

Но вспомнив, что во второй раз может и не получиться, начала действовать.

Первую свою ошибку Мама осознала, когда вспомнила, что бабушка рассказывала об отрезанной косе, но никак не о распущенных лохмах, что висят со всех сторон.

«Трудности делают нас сильнее», – подумала Мама, зевая, и отчикала первую же схваченную прядь.

Мама честно пыталась все закончить быстро.

Но, во-первых, ей сильно очень хотелось спать.

Во-вторых, волос было до безобразия много.

Ну и в-третьих стричься при свете фонарика и под одеялом, чтобы не разбудить сестру, было очень трудно.

Достричься до конца Маме тогда так и не удалось, потому она решила отложить сие действо до утра.

Все же каникулы только начались.

Родители должны были умчаться с утра на работу.

Сестрица – на летнюю практику старших классов в школе.

А бабка должна была прийти еще не скоро или вообще не прийти.

Мама же была почти взрослая, помним, да?

В общем, все так и получилось…

Кроме одного «но» – бабушка утром встретила в магазине Мамину подружку и сказала, что отпустит ее погулять.

Мама, к тому времени уже кое-как достригшаяся и зехерившая перед большим зеркалом, пытаясь наслюнявить кончики волос и воссоздать те самые «орловские» завитушки на щеках и лбу, поначалу жутко испугалась стука в дверь и голоса бабушки.

Потом натянув платок на голову и замотавшись по самые брови, тем самым скрыв следы «преступления», поскакала открывать старшей родственнице дверь.

Сначала идея погулять с подружкой ее обрадовала, да.

Ровно до того момента, как не услышала бабулино ультимативное «заплету косы».

Уговоры типа «не надо заплетать – я и так в косынке похожу» не помогали.

Бабуля у Мамы тоже была вполне себе упрямая женщина и требовала предъявить голову.

Спор набирал обороты. Мама уже и не рада была, что согласилась пойти с подружкой погулять – лучше бы дома сидела. Старшая родственница теперь вряд ли отступится, пока не выяснит причину внучкиного упрямства (сугубо семейной черты, стоит сказать)…

В итоге бабуля таки взяла верх.

Вид неровно обчекрыженных косм стал для нее шоком (хорошо хоть сердце, хлопая рукой по груди, не искала).

Идея с косынкой сразу и ей показалась удачной, а Мама после минискандала была отпущена гулять.

Вечерняя встреча с родными прошла… напряженно.

Мамина мама, успевшая уже немного прийти в себя и остыть после бабушкиного звонка ей на работу, на Маму ругалась, но как-то вяленько.

Наверное, тому поспособствовало постоянное присутствие рядом Маминого папы со своим «спокойнее», но Мама была не сильно в этом уверена.

Она все еще не могла поверить, что отделалась легким внушением, вместо многочасовой лекции о потере «девичей красы», и ходила немного пришибленной.

Потом хоть и ворча, но Мамина мама смирилась с ситуацией и потащила Маму в парикмахерскую.

В парикмахерской ровняли… долго ровняли Мамину авангардную шевелюру,

Удивлялись, кто мог так над ребенком поиздеваться, и косились на Мамину маму с некоторой опаской.

Маминой маме тогда уже было все однофигственно – косы до пояса и так были потеряны…

Прошло время…

И вот теперь, когда Мама слышит попытки Папы рассказать их детям, как он в детстве с друзьями делали самопалы и взрывпакеты (нормальное у Папы было детство, нормальное, как у всех тогда – никакого криминала, одна партизано-игрательная мрысь), Мама начинает интенсивно давить Папе на ногу, тем самым давая понять, что его опять не туда занесло,

И представлять, что кто-то из ее детей будет выглядеть, как Папин друг детства с обгоревшими ресницами и бровями, Маме совсем не хочется.

Каждое зимнее утро у Мамы фронтовое.

Сначала с трудом и почти с пинками поднимает свое подростково-детское полчище.

Скачет пьяным кенгуру по квартире, подгоняя сонное войско в одевании и «построении».

Проводит кормежку по расписанию и…

Наступает тяжелый момент, переломный момент в битве «отправь детей в школу вовремя», когда малое семейное войско вступает в конфронтацию со своим командующим.

Первым встает на дыбы Сержант, он же Старшенький.

Этот, хоть и не эстонский, но весьма «горячий» парень пытается доказать, что погода «зашибись».

Ливни, грады и молнии – как раз нормальные метеоусловия для прогулки в школу в одной рубашке.

Ноябрь – это еще не зима, ага, а всего лишь осень.

И да, +10 это не –30 – можно пережить и без свитера.

За ветровку Мама вообще забудь!

Маме приходиться становиться грудью у входной двери, занимая оборонительные окопы со словами: «Давай договоримся сразу…»

Первый налет нахрапом у Сержанта не выходит, и приходиться договариваться.

Переговоры поначалу идут тяжело, потом сержант Старший все же сдается, сообщая доверительно командующему: «Легче утопиться, чем с тобой договориться» и…

Послушно натягивает хлопковый свитер с курткой, проходит тест-контроль на наличие осенних ботинок и отпускается на волю… в смысле «ментально выпинывается» в сторону автобусной остановки.

С рядовыми командующему Маме легче.

Наблюдавшие со стороны трения в командном составе, те, понимая, что лучше сразу сдаться командиру, поднимают руки вверх и дают натянуть на себя куртки-шапки-перчатки.

Вставляют в боковые карманы рюкзаков запасную защиту (почти бронированные зонтики), натягивают резиновые сапоги…

В общем, пакуются, иногда бурча, иногда просто совместно пытаясь определить себе на сегодня, против кого будут воевать и с кем дружить.

Дальше наступает «прощание славянки», платочками никто не машет, оркестр не играет, но зато присутствуют интенсивные обнимашки и мамины ЦУ.

В наступающей тишине дома уже не командующий, а просто Мама, вытирает пот со лба и потом, одновременно красясь, перекусывая и одеваясь, вспоминает, как с таким же боем (находясь по ту сторону баррикад) покидала дом своего детства.