Внутренняя война. Том 1 - Стивен Ридер Дональдсон

Уголок рта принца Бифальта дёрнулся при слове «мясник». И больше ничто не выдало его чувств. Но когда он заговорил, в его голосе впервые прозвучали нотки вежливости, ещё осторожной, как будто он ступал по зыбкой почве.

– Ваше Величество, – начал он, – мой приход возмутил Вас. Но разве могло быть иначе? То, что я сказал, оскорбило Вас. Но разве могло быть иначе? Я понимаю Ваш гнев. Я разделяю его. Но я надеюсь, Вы поверите мне, если я скажу, что Вам предпочтительнее будет выслушать меня наедине. Вы не захотите говорить при свидетелях до тех пор, пока у Вас не будет времени обдумать мои объяснения. Мои дары. Мои обещания.

– Прошу Вас, Ваше Величество, – добавил генерал Форгайл, – предоставьте нам частную аудиенцию. Я буду с Вами, – генерал одним движением вытащил меч, – чтобы заверить, что принц Бифальт не лжёт.

Принц развёл руками:

– Как видите, я безоружен. Я не смогу причинить Вам вреда. Более того, я и не хочу причинять Вам вред. История наших битв и кровопролитий уже стала… – Принц на мгновение замялся. – Я не хочу сказать, что она потеряла для меня смысл. В это Вы не поверите. Мои собственные потери слишком велики – и могилы друзей ещё не поросли травой. Но горечь нашей истории уже не язвит моё сердце. Я испил достаточно горечи, пока добирался до Вас. Я пришёл, потому что у меня появились иные заботы.

Чуть ли не шёпотом генерал повторил:

– Прошу Вас, Ваше Величество.

Иные заботы… «Новые намерения». Так поняла его принцесса Эстия. Но она всё ещё не могла даже отдалённо представить, о чём идёт речь.

Эстию не заботило, какой ответ даст её отец. Она только надеялась, что принц Бифальт больше не будет на неё так смотреть.

Или, наоборот, посмотрит.

Если бы принцесса взглянула на короля, она заметила бы, что он не находит себе места. Да, король Смегин не отличался терпеливостью и был скор на расправу. Его неоднократные неудачи в войне с Беллегером расшатали его нервы, и король теперь срывался на крик по малейшему поводу. Но глупцом он не был. Любой намёк на магистров Последнего Книгохранилища стоил внимания. Желание вернуть то, чего его лишили, было слишком велико.

Помедлив немного, король требовательно спросил:

– Скажите мне, генерал, неужели вас убедили абсурдные заверения этого беллегерского отродья в его якобы «доброй воле»?

Лицо генерала Форгайла вновь превратилось в непроницаемую маску. Без малейшего колебания он ответил:

– Так точно, Ваше Величество.

Он ещё не вложил клинка в ножны.

– А когда вы давали ему моё слово, – продолжал король, – вы были уверены в том, что делаете именно то, о чём я вас просил?

И снова генерал ответил без колебаний:

– Сперва нет, Ваше Величество. Но теперь я уверен в этом.

– Долог путь, – фыркнул король Смегин, – от Последнего Книгохранилища в Малорессу. Особенно если учесть, что сперва вы зашли в Кулак Беллегера. Об этом вашем неповиновении мы поговорим позже. Но у вас было достаточно времени, чтобы щенок Аббатора забил вам голову всякой чепухой. Не сомневаюсь, что поэтому-то вы теперь так уверены.

Принцесса Эстия была удивлена, уловив железные нотки в ответе генерала Форгайла.

– Нет, Ваше Величество. Я не настолько глуп – да и принц Бифальт не настолько бесчестен. У меня есть причины, чтобы быть уверенным. А Ваше слово – причина, по которой он доверяет мне.

Принц, казалось, начинал терять терпение:

– Вы знаете, Ваше Величество, как велика сила, которую дарует обладание тайной. Без сомнения, Вы считаете, что я использую эту силу во вред Вам или Амике. На Вашем месте я бы и сам так считал. Но когда Вы узнаете тайну – а генерал Форгайл поручился Вам в этом, – сила будет принадлежать Вам. На Вашем месте любой правитель сперва выяснил бы, о какой такой тайне я говорю.

– Бригин! – воскликнул король Смегин обычное амиканское ругательство. – Бригин и его чума! Ты что, думаешь, мне нужен твой совет? Ты что, советуешь мне, как я должен поступить? Мой отец умер молодым. Я был королём Амики ещё до твоего рождения. Твоя жизнь и без того в моих руках. Я волен поступать с твоими тайнами как захочу.

Прежде чем принц Бифальт смог ответить, король ринулся прочь. Через плечо он бросил генералу Форгайлу:

– Приведите его ко мне.

И широко шагая, вышел из зала, оставив свою дочь одну перед всеми собравшимися.

Генерал, показывая, что сожалеет, сжал губы. Ни слова не говоря, он махнул принцу Бифальту, чтобы тот прошёл вперёд. В опущенной руке генерал всё ещё держал обнажённый клинок, словно указывая на каменный пол.

Но сын короля Аббатора, воспользовавшись моментом, на мгновение задержался – он снова бросил взгляд на принцессу.

И этого быстрого взгляда было достаточно, чтобы Эстию опять бросило в жар. Словно она сидела слишком близко к костру. Слово языки пламени прошлись по лицу и по всему её телу. До кончиков пальцев на ногах. Губы принцессы невольно разомкнулись, будто она хотела что-то сказать: выразить недовольство или отвращение, а может, потребовать от принца объяснений. «Миледи, одного взгляда на вас мне достаточно». Но принцесса то ли не нашла нужных слов, то ли не смогла их произнести. А может, она боялась, что принц ей ответит.

Принц Бифальт едва заметно кивнул. Он тоже не произнёс ни слова. Затем он повернулся к генералу Форгайлу и что-то тихо проговорил. Словно человек, надорвавший горло от крика, человек, который уже устал от тревог и опасений. И тотчас последовал за королём Смегином, конвоируемый со спины генералом Форгалом.

Принцесса, окружённая придворными, чиновниками и гвардейцами, настолько потрясёнными, что они не смогли проронить ни слова за всю встречу, почувствовала себя брошенной, одинокой.

* * *

Принцесса Эстия заперлась в своей комнате или, точнее сказать, закрылась ото всех: от суетливых служанок, от любопытных взбалмошных сестёр, от безразличной к политическим интригам матери – ушла в себя на весь долгий день и ещё более долгий вечер. Отец не посылал за ней до самой полуночи.

Принцесса, конечно, могла найти какое-нибудь дело: почитать, например, или заняться тем, что, как предполагают многие, так увлекает девушек высокого происхождения: танцами, музицированием, кройкой и шитьём, наконец, чем не занятие – придумывать соблазнительные фасоны и шить изысканные платья? Но голову принцессы заполняли не заботы о красоте и грации, в её уме роились совсем другие мысли: Эстия не понимала своих чувств, и её внимание было приковано только к этому. Она ненавидела беллегерцев. Почему же тогда её заботило, как принц Бифальт посмотрел на неё, что он сказал, как он это сказал? Почему она так страшилась его взгляда? Почему её притягивали очертания его губ, испещрённые шрамами руки? Почему от одного воспоминания о нескольких словах, сказанных грубым голосом, её бросало в дрожь?