Близнецы. Кто стрелял в урода? - Андрей Анисимов

– Естественно. У меня для Питера максимум три дня.

– А вы что будете делать, пока я занят?

– Подбрось к Эрмитажу и забудь про меня. Главное – дело. – Беньковский загасил сигарку и встал: – Поехали.

Андрон Михайлович не зря опекал маму журналиста. К вечеру Годанов уже успел отыскать врача тюремной больницы. Николай Спиридонович Самохин ушел на пенсию и жил возле Пискаревского кладбища в двухкомнатной квартирке на первом этаже. Самохин много пил, что с медиками, к сожалению, случается. Но это обстоятельство помогло Сергею разговорить пенсионера. Самохин прекрасно помнил Кадкова. Смерть заключенного, по его мнению, произошла вопреки всем медицинским понятиям. Кадков явно не спешил из лазарета в камеру и имитировал кому. Но Самохин божился, что парень симулировал и делал это очень не профессионально. Врач распорядился отключить аппарат, поскольку по всем показаниям заключенный выздоравливал.

На утро Кадков был мертв. Вскрытие показало разрыв сердечной мышцы. Но именно сердце пациента никаких опасений у Самохина не вызывало. Подвыпивший эскулап-пенсионер так живо и эмоционально воскресил в памяти пережитый эпизод из практике, что в его искренности Сергей не сомневался.

– Молодец, Сережа. – Похвалил Беньковский: – А что с охранниками?

– Я договорился поработать в архиве Крестов. Там должны быть дневники дежурств по тюремной больнице. Завтра доложу. – Пообещал Годанов.

– Нет, дружок, архив – это мое место. Запусти и меня.

В отличие от милой пожилой дамы в новгородском архиве областного управления МВД, в Крестах архивом ведал мрачный субъект неопределенного возраста. Встретив Сергея на проходной, он с отвращением оглядел Беньковского, и раздраженно спросил:

– А это еще кто?

– Мой друг, тоже журналист. – Соврал Сергей, но номер не прошел.

– Вас я знаю, а этот пусть возьмет запрос на свое имя в редакции, я согласую с начальством и дам ответ. И запрос должен быть по форме, со всеми печатями. У нас тюрьма, заведение режимное.

– Стольник. – Тихо сказал Беньковский: – Зелененький.

– С этого и надо начинать. Только не афишируй… – Прошипел архивариус.

Давать взятки Беньковский умел. Мрачный субъект оказался дельным работником и сто долларов оправдал быстро. Сергей выписал шесть фамилий. Двое из шестерки работали в тюрьме до сих пор.

– Как их повидать? – Сделал стойку Андрон Михайлович.

– Это тебе в подарок, – архивариус посмотрел на Беньковского уже без отвращения: – Ваську Сысоева я лично знаю. Сейчас позвоню. – И удалился. Вернулся через десять минут с приятной для «журналистов» новостью. Сысоев согласился на встречу в обеденный перерыв.

– Вы уж накормите человека обедом, раз он на вас свое обеденное время тратит. И может, еще как отблагодарите… – Намекнул архивариус: – Сысоев теперь сам начальство. Зам начальника гаража, его время дорого.

Полный, с веснушками на рыхлом лице, заместитель начальника гаража подозрительно осмотрел Сергея и Беньковского:

– Давайте, мужики, по-быстрому. Мне поесть надо. – Потребовал Сысоев вместо приветствия.

– Вот вместе и пообедаем. Я приглашаю. – Простодушно улыбнулся Андрон Михайлович. Поедем в Асторию.

– Долго. – С сомнением произнес бывший охранник Кадкова.

– Не долго, мы на машине. Зато покормят по-человечески. – Поддержал Беньковского Сергей. Его «Фольксваген Гольф» имел две двери. Москвичу пришлось пробираться на заднее сидение. С трудом, уложив свои асимметричные ноги в узкое пространство между кресел, Андрон Михайлович кое-как устроился. Поездка от Крестов до Астории оказалась не такой быстрой. Питер не Москва, но транспорта и тут хватало. Пока ползли по мосту, Беньковский посмотрел на свинцовые воды Невы, и поежился. Злой ветер гнал волну, и даже в теплой машине казалось холодно. Ноги у Беньковского затекли, голова упиралась в потолок, он злился, но молчал. Для предстоящего разговора надо создать доверительную атмосферу, а ворчаньем ее не создашь. Сысоев производил впечатление хитренького, себе на уме мужичонки, из которого просто так ничего не выжмешь. «Если ему есть что сказать, дам стольник», – решил московский гость и тяжело вздохнул.

Куриную лапшу с грибами ели молча. На закуску принесли семгу. Беньковский и Сысоев выпили под нее по три рюмки водки, но той доверительной атмосферы, которую желал Андрон Михайлович, не получалось. Сысоев был напряжен и ждал подвоха. Он уже высказался, что журналистов не любит. Но после осетрины на вертеле, лицо бывшего охранника вдруг подобрело:

– Поел по-человечески, и настроение совсем другое. Слава, – запоздало представился зам начальника гаража.

Мужчины познакомились и пожали друг другу руки.

– Ну, мужики, выкладывайте чего нужно. – Разрешил Сысоев.

«Журналисты» переглянулись.

– Вы помните Кадкова, который умер в больнице? – Начал Сергей.

– Вспомнил уже. Мне товарищ Злобин сказал по телефону, с чем вы в архив пришли. Много через нас уголовной сволочи прошло. Но напряг умишко и въехал. Склероза пока нет.

«Товарищ Злобин»… Как тому типу подходит его фамилия», – подумал Беньковский, вспомнив угрюмого архивариуса: – Скажите, Слава, кто нес охрану в ночь, когда умер Кадков?

– Я и нес. – Ухмыльнулся Сысоев: – Я знаю, что вас интересует. Но предупреждаю заранее, фамилий не получите.

– Каких фам… – Возник было Сергей, но получив под столом ботинком Беньковского по ноге, осекся.

– Хорошо, давайте без фамилий. – Улыбнулся Андрон Михайлович: – Но с фамилиями будет дороже.

– Не дороже башки. – Возразил Слава: – Значит, приехали под утро двое. Один остался возле меня, второй зашел.

– Сколько второй пробыл? – Напрягся Андрон Михайлович.

– Не могу сказать, я перед тем, кто со мной остался, навытяжку стоял, минута годом тянулась.

– Хорошо, фамилий можете не говорить, но чин назовите. Ведь это было ваше начальство. Тот кто вошел, подполковник?

– Смеетесь? – Оскалился бывший охранник.

– Почему смеюсь? – Притворился удивленным москвич.

– Полканов ночью к нам не пускают. Поднимай выше.

– Генерал?

– Уже теплее. Все, больше ни слова: – Сысоев налил себе полфужера водки и залпом выпил: – И имейте в виду, где выплывет, от всего откажусь.

– Не выплывет, – пообещал Беньковский и положил под фужер Сысоева сто долларов: – Спасибо, Слава, ты мне очень помог. А генерал Грыжин давно на пенсии и бояться его тебе нечего.

– А вы откуда знаете? – Вырвалось у бывшего охранника.

– А этого я тебе не скажу. Так что же генерал такого сделал, что Кадков копыта отбросил?

– Он ничего не делал. Только шептал ему что-то.

В полночь «Красной Стрелой» Андрон Михайлович выехал в Москву. В фирменном поезде имелось СВ, и путешественник мог спать без помех. Засыпая, он видел прекрасные темные глаза Нади Ерожиной и ее белокурые волосы. Один локон, остриженный парикмахершей Лизой, он незаметно подобрал и отдал ювелиру, чтобы тот упрятал его в золотой медальон. Этот медальон влюбленный шантажист днем носил в нагрудном кармане на сердце, а к ночи надевал на шею.